— Надо было! Зажился здесь… Два дня, как вернулись, а он домой боится… Как Аким на полу оказался?
— На коленях прощения просил. Она его сначала толкнула, а потом стала пинать.
— Садистка! Убить могла.
— Где там! — Рита прыснула. — Врезала пару раз, он заохал, так она сама бух на колени и давай по голове его гладить. Целует и плачет… Ну я и ушла… Она красивая?
— Кто?
— Баронесса, с которой Аким крутил?
— Дас ист фантастиш! Блондинка из немецкого порнофильма.
— Это где ты порнушку смотришь? — ревниво спросила Рита. — А?
— В юности нагляделся.
— Смотри мне!
— Интересно: если б я с баронессой… Тоже б ногами пинала?
— Не-а, — сказала Рита, целуя Кузьму в бороду. — Я б не била. Просто зарезала — и все!
— Спасибо тебе сердечное! А я Дуню садисткой назвал. Она в сравнении с тобой — ангел божий.
— Не издевайся! Знаешь ведь, что я тебя ни за что и никогда… Ревела бы тайком, но чтоб бить…
— Ты и без того ревела.
— Откуда знаешь?
— Глупый вопрос.
— Извини. Забыла, что ты у нас колдун. Как Дуня.
— Колдовство тут не при чем. Когда любишь человека, всегда чувствуешь, когда ему плохо.
— Я чувствовала! — Рита прижалась к нему покрепче. — Честное слово!
— Плакать все равно не стоило.
— В следующий раз я поеду с тобой.
— Ага! Тебя сразу в гарем продадут! Мечта сарацина… Это мы камни таскали, да сарацин лечили; тебе б другую работу назначили…
— Заревновал! — обрадовалась Рита. — То-то! И все-таки жаль, что женщинам с вами нельзя. Ты вот самого Саладина видел…
— Что из того? Подумаешь… Старый человек с больной спиной. На руках и голове — экзема…
— На кого похож?
— Узбек, торгующий дынями на базаре.
— Где ты видел узбеков на рынках?
— Раньше были.
— Сейчас азербайджанцы. Молодые и мордатые. Ты и Господню плащаницу в руках держал…
— Знать бы: ту ли?
— Из ларца, что ты привез, взяли образцы микрочастиц ткани, будут сверять с Туринской плащаницей. Вот если не совпадут…
— Кому это интересно? Радиоуглеродный анализ показал, что Туринская плащаница на восемьсот лет моложе, чем должна быть. Тут же придумали объяснение этому — набрала частиц дыма при пожарах. Люди не хотят расставаться с иллюзиями… Да и зачем? Лучше создать новую. Некая журналистка Маргарита Голуб написала в статье, что среди тех, кто нашел ларец из-под плащаницы, были случаи чудесного исцеления…
— Были! Я не врала! Мне рассказывали… Голова переставала болеть и простуда прошла…
— Это Дима наплел? У него голова не может болеть — там же одна кость! Что до простуды, то просто аспирину выпил. Или водки…
— Циник вы, рыцарь Козма!
— Борюсь с суевериями. А то стоят в многокилометровой очереди — мощам поклониться, а потом — глотки резать! Бога в душе надо носить.
— Неужели ты ничего не ощущал, прикасаясь к плащанице?
— Ощущал.
— Что?
— Одно могу сказать определенно: сейчас у меня ощущения несколько иные, — низким голосом произнес Кузьма, распуская поясок на халате жены. — Но тоже приятные…
— Как тебе фирман оставили? — спросила Рита позже, лежа на спине и глядя на стену. Там, в простой деревянной рамке за стеклом виднелся кусок пергамента, расписанный арабской вязью.
— По контракту мы обязаны сдать вещи, имеющие историческую ценность, — отвечал Козма, снимая фирман со стены. — Даже одежду нашу забрали. Но фирман эксперты единодушно признали подделкой. Смотри — пергамент-то новенький! Эксперты не знали, откуда он… В бюрократии есть свои светлые стороны: имеется официальное заключение, следовательно под действие контракта предмет не подпадает. Кое-кто, правда, зубами скрипел…
— Где здесь твое имя?
— Вот! — указал Кузьма.
— Узор какой-то…
— Арабская вязь… Каллиграф творил. Печать какая четкая и красивая! Не то, что нынешние штампы…
— Что читаешь? — спросила Рита, отворачиваясь от фирмана и переводя взгляд на столик, заваленный книгами. — История крестовых походов? Не насмотрелся там?
— Сверял теорию с реальностью… — сказал Козма, отложив фирман, и пристраиваясь рядом. — Например, известно, что замок иоаннитов Маргат, перешел в руки сарацин только к концу тринадцатого века. Мусульмане не могли взять его свыше ста лет!
— Ну и что?
— Понятно, что это был хорошо укрепленный замок. Богатые запасы воды и продовольствия, оружия… Но в Леванте крепостей хватало. Не у каждого замка был умелый комендант… У иоаннитов их звали комтурами. В Маргате командовал Роджер.
— Ты знал его?
— Имел честь. Он посвятил меня в рыцари.
— Теперь ты должен слагать стихи в честь прекрасной дамы — рыцарям это положено, — Рита взяла со столика другую книгу. — «Трубадуры Прованса»? Уже начал?
— Нет, — Козма забрал книгу. — Искал знакомые имена. Вот смотри: при дворе графа Роберта Тулузского среди прочих трубадуров подвизалась некая Стелла, жена рыцаря Гийома Однорукого. Она писала необычные сирвенты. В то время как мужчины меланхолично воспевали прекрасных дам, Стелла сочиняла мужественные песни, призывающие рыцарей отвоевывать Гроб Господень. Историк пишет, что это вызывало удивление, но стихи нравились. Стела неоднократно побеждала в поэтических турнирах, граф подарил ей богатые земли. К сожалению, сирвенты Стеллы до нас не дошли. Автор пишет, Стелла — псевдоним, на латыни это имя означает «звезда». Тут, конечно можно поспорить, но самое удивительное в другом. Эту книгу я читал много раз. Помню имя каждого трубадура. И готов поклясться, что раньше в книге не было ни слова о Стелле.
— Ты встречал ее?
— Даже замуж выдал. На венчании вел к алтарю вместо отца. Ее родителей убили сарацины.
— Бедная девочка! Потерять родителей и выйти замуж за однорукого. Небось, старого и страшного…
— Молодого и красивого. Это был брак по любви. Руку Ги я отрезал.
— Зачем?
— Гангрена…
— Какие ужасы ты рассказываешь! — фыркнула Рита, пристраивая голову на груди мужа. — Не пущу тебя больше в этот Сахель!
Кузма погладил ее по голове.
— Я помню одну песню Стеллы.
— Спой!
— Как-нибудь позже.
— Почему?
— Ты будешь плакать.
— Вдруг нет?
— Будешь. Все плачут, когда слышат.
— Тогда не надо, — согласилась Рита. — Я наплакалась на десять лет вперед. Хватит! Ты можешь не писать мне стихов. Читай свои книги, а я уйду. Или нет — сяду в сторонке и буду на тебя смотреть. Тихо-тихо. Ты читай, не обращай на меня внимания! Если даже я заплачу, ты не услышишь. Это от радости… От радости ведь тоже плачут, знаешь?..
