— И не собиралась, — улыбнулась Забава. — А что мешает такой жизнью жить?
— Последние результаты анализов, — Роза подняла на неё печальный и бесцветный взгляд. — Не будет у меня детей. Ни от кого и никогда. Гены так сложились. Якобы наследство по женской линии — удивительно, что у моей мамы это получилось.
— Ну вот видишь! Может, и у тебя не всё потеряно?
— Да нет. Я же сама — в какой-то степени генетик. У меня ситуация хуже. Теперь вот не знаю, как об этом Пьеру сказать. Он как раз недавно распространялся на тему того, что пора нам переходить на более серьёзный этап отношений. И зачем я такая буду ему нужна?
— А он-то тебе нужен? В последний раз, когда мы встречались, ты большую часть времени на него жаловалась.
Роза, до этого неотрывно смотревшая в чашку с так и не тронутым чаем, закатила глаза и насмешливо-горько фыркнула:
— Я и на Бориса всегда жаловалась. По-моему, тут дело не в них, а во мне.
— То, что дело в тебе, мы уже давно определились, — решила немного побыть безжалостной Забава. — Только что ж теперь, всю оставшуюся жизнь с этим мучиться? Представился прекрасный шанс решить всё раз и навсегда.
— Да. Остаться одной и не морочить никому голову.
— А я думаю, осчастливить наконец Бориса. Он заслужил. Альфред говорил недавно, притих что-то, не ругается почти, вежливый. Сто процентов для тебя старается!
— Если бы ты знала, что всё равно никогда не сможешь родить детей, осталась бы с Рафаэлем? — в лоб спросила Роза, и Забава стушевалась.
— Он же даже не признался… Просто взял и уехал. Я не могу предполагать.
— А ты попробуй. Осталась бы? Если бы предложил?
— Наверное. Хотя бы для сравнения. Альфред всё равно бы меня принял обратно, если бы мне с ним не понравилось. Я из него всегда верёвки вила…
Роза воззрилась на рейту в искреннем изумлении, и Забава, пытаясь хотя как-то смягчить эффект своих резких слов, начала складывать какую-то фигурку из салфетки.
— Я знаю, это называется пользоваться. Сейчас я уже не бросила бы его, слишком много общего у нас. Материального. А тогда… не так уж лежала к нему душа — хотя к моменту отъезда Рафа мы год уже встречались. Если бы был повод… если бы он признался… Ушла бы к нему, без сомнений.
— Ясно… У меня тоже душа не лежит — а мы третий год вместе, дом, постель, работа, всё такое. Но — в разных мирах. С Борисом тоже было сложно, очень, и по многим причинам. Но, что бы он ни нёс иногда, я знала, он всегда и во всём будет на моей стороне. И уж точно не стал бы ругаться по поводу того, что я из-за интереса к исследованиям не могу нормально спать! — выдохнула Роза, и Забава поняла, что этот момент задел её особенно сильно, — хотя и не сказала бы почему. Но друзья на то и друзья, чтобы понимать тебя просто так, не вдаваясь в детали. Она накрыла руку Розы своей.
— Тогда чего ты сомневаешься? Раз до сих пор думаешь только о нём, сравниваешь, жалеешь? Пошли ты Пьера к тёмным ангелам — тебе все карты для этого легли.
Роза неопределённо качнула головой и вдруг торопливо заговорила:
— Кстати о Пьере. Я же так тебе ничего про наши исследования и не рассказала! Он давно мне этот вирус дал, но я только месяц где-то назад начала осознавать его невероятность! Проводили сначала эксперименты на растениях, теперь вот на животных. Это — редкая разновидность ретровируса…
— Ретровируса? Что это? — смирилась с резкой сменой темы Забава, хотя ей очень хотелось стукнуть подругу ложкой по лбу, чтобы та не убегала от принятия важнейшего решения в своей жизни.
— Ну да, в человеческих болезнях ведь почти нет аналогов… — в порыве чувств, оседлав наконец старого доброго конька, артау залпом выпила свой уже остывший чай; задумавшись, съела печенье и наконец продолжила говорить: — Разве что самех. Очень редкая болезнь, поражает только аурисов и иногда тех, кто их имеет в родственниках. Не слышала никогда? Она не лечится, только подавляется: у ретровирусов особенность заражения такова, что они встраиваются прямиком в клетки, поэтому так легко, как обычных их собратьев, из организма их не вывести. А здесь такой экземпляр! У него есть потенциальная способность встроиться в клетку таким образом, что он будет влиять на носителя только положительно. Например, для дупликации самого себя заставляет клетки усиленно делиться — но не бесконтрольно, как это делают другие вирусы, а лишь в том случае, если клетка повреждена или готовится к самоуничтожению.
— То есть рана зарастёт почти мгновенно?
— Ну да! К этому же внести парочку изменений в его ДНК — и он сможет вынуждать организм производить ферменты, отвечающие за активную жизнедеятельность. Пару винтиков подкрутить — и этим чуть ли не сознательно можно будет управлять! Вот я и подкручиваю… ну, точнее, пока ищу подходящую отвёртку. А заодно пытаюсь понять, сможет ли он работать с человеческим организмом и если да, то с каким конкретно.
— Это в смысле? — Забава была далека от подобных изысканий — такое, пожалуй, стоило бы послушать Китти, с целеустремлённостью ледокола учащейся на хирурга, — но воодушевление Розы захватило её.
— В смысле: с какой из рас. Пока больше всего для вашей подходит, и то — с доработками, — улыбнулась артау, с момента начала этой части разговора ощутимо оживившаяся. — Как я с такими открытиями могу спать? Тут бы сидеть в лаборатории, не вставая и не отвлекаясь на мирскую суету…
— Без сна много не наработаешь.
— Да, Пьер тоже это говорит. Только мне в последнее время всё больше кажется, что ему важнее исследования, а не моё физическое состояние. Что-то вроде: из-за недосыпа накосячу и столько работы псу под хвост.
— Любопытно.
— Ещё как! Они же вообще не помогают: ни он, ни все остальные сотрудники под его началом. Я не то чтобы со свечкой над каждым стою, но правда складывается впечатление, что работаю я одна. И как-то оно мне не нравится, — Роза нахмурилась, и Забава заботливо подлила ей чаю. Она знала, какая обстановка царит в Генштабе в отношении всех связанных с Рэксом, — и кто помешает его врагам использовать таланты Розы во зло ему? И пусть не во зло, одни только методы решения проблем вызывали серьёзные опасения за жизнь любого агента. Даже учёного.
— Само появление Пьера было подозрительным, — сказала она Розе. — Как будто нацелились на тебя и вызвали фиг знает откуда человека одной с тобой расы, способного тебя увлечь.
— Да, я тоже об этом подумала. Мои родители были выдающимися фармакологами, и тайна их ухода из МД и убийства до сих пор покрыта мраком. Может, кто-то теперь через меня пытается воскресить их таланты. Бориса, опять же, подальше убрали и, насколько я знаю, почти перекрыли кислород. У меня там один человек остался, кому можно доверять, и это не Пьер.
