— А ведь я написал про Вас статью в журнале «Скальпель», — как-то раз, после обеда, сказал Пор.
— Обо мне?
— Да. О Вашем нервном расстройстве и вызванной им лихорадке, которую мы не могли победить две недели. Извините меня за то, что в статье использовал Вашу настоящую фамилию.
— Да ладно, — сказал я, — зато благодаря Вам ко мне пришла слава.
Присутствовавшие при разговоре лейтенанты, переглянулись и засмеялись.
Доктор прищурился.
— Издеваетесь?
— Ну, что Вы! Первый раз моя фамилия оказалась не в рапорте или доносе, а в уважаемом журнале.
— Издеваетесь, — беззлобно констатировал Пор, — и между прочим совершенно напрасно. Я получил очень хорошие отзывы на статью.
На одиннадцатый день похода мы причалили к базе «подскока». Это был довольно большой остров с удобной бухтой. Команде разрешили сойти на берег. Склады и сама база располагались с северной стороны, а на юге были голые скалы с живописными смотровыми площадками. Туда-то мы с Солом и направились. Почти все офицеры решили сойти на берег. В гарнизонной кают-компании оказался бильярд, и они решили воспользоваться гостеприимством коменданта.
Пехотные офицеры обычно не участвовали в дальних походах. Как правило десантные суда проводили в океане от нескольких часов до нескольких дней, поэтому мысли о предстоящем плавании, которое грозило растянуться на два месяца, приводили нас с доктором в ужас. Остановка на базе «подскока» была последней возможностью погулять по твердой земле. Пассажиров предупредили, что стоянка займет целый день и мы решили отправиться на пикник. День выдался солнечный и ветреный. Мы отошли подальше и расположились на крутом берегу. Стюард приготовил для нас корзину с едой, а доктор взял с собой бутылку портвейна.
— Не думаю, что мы здесь долго продержимся, — сказал Сол, поправляя фуражку, — ветер сильный.
— Давайте спустимся пониже, — ответил я, — кажется там есть удобное место.
Мы не много побродили между скал и наконец нашли небольшую, закрытую от ветра площадку. Видимо до нас ее уже успели облюбовать местные офицеры, потому что в расщелине был заботливо приготовлен сухой плавник для костра, а на камнях лежала доска, заменяющая сиденье. Людей на военной базе мало, тяжело каждый день видеть одни и те же лица. Похоже, кто-то из офицеров часто приходил сюда, чтобы отдохнуть от сослуживцев и побыть в одиночестве.
Пока доктор доставал провизию и посуду, я развел огонь на месте старого кострища.
— Как у Вас ловко получается, — сказал Сол, с восхищением глядя на то, как я поджигаю сухие ветки.
— Мы с отцом и братом любили устраивать пикники на побережье, и всегда разжигали костер.
— Вы никогда не рассказывали о своей семье, только о жене и детях.
— Нечего рассказывать, — ответил я, — обычная семья. Мне кажется, что бедные дворяне на всех островах живут примерно одинаково. Когда нет состояния приходится работать, и из поколения в поколение ютиться в старом доме.
— Пожалуй Вы правы, — Сол кивнул.
Сам он никогда мне ничего о себе не рассказывал. Однажды я совершенно случайно узнал, что доктор был женат, но расспрашивать постеснялся.
Мы выпили и принялись за еду.
Я сидел на импровизированной скамейке, а доктор расположился прямо на камне, подложив под себя плащ-палатку. Доска была гладкой, отполированной офицерскими седалищами, и я обратил внимание, что с краю, ножом, на ней нацарапано женское имя. Наверно местные интенданты сходят с ума от скуки. Развлечений на базе не много — бильярд, рыбалка и редкие корабли, которые заходят для дозаправки. Назначение на базу «подскока» справедливо считают суровым наказанием, настоящей ссылкой. Попав сюда однажды, не всегда удается выбраться на большую землю. Многие возвращаются на цивилизованные острова уже после выхода на пенсию.
После еды мы закурили, Сол свою любимую трубку, а я сигару.
Не знаю почему, но в этом походе я курил значительно меньше.
— Послушайте, Бур… — начал доктор и осекся.
В небе кружили чайки и отчаянно кричали, стараясь отогнать нас от спрятанных среди скал гнезд.
— Не стесняйтесь, — сказал я, — догадываюсь, о чем Вы хотите поговорить.
Сол крякнул, прочищая горло и потер кончик носа.
— Мне не дают покоя мысли о возвращение наших офицеров. Вы не хуже меня знаете, что дома их ждет трибунал, суд и жестокое наказание.
Я хотел возразить, но Сол предостерегающе поднял руку.
— Я знаю, что они виноваты. Не спорю Бад, Жен и Мас должны быть наказаны, но не можем ли мы как-нибудь облегчить их участь?
Я знал, что доктор обязательно заведет со мной этот разговор. Прошло много времени и то, что раньше казалось мне таким очевидным, сейчас воспринималось по-другому. Предательство офицеров, бессмысленный бунт и все, что последовало после, сильно повлияло на меня. Не скрою, прежде я не испытывал к Баду ничего кроме ненависти, но сейчас, думая обо всем, что произошло, я понимал, что не случись тогда переворота и возможно сейчас никого из нас уже не было бы в живых.
— Мы с Вами не сможем повлиять на решение трибунала, — как можно мягче ответил я, — наши отчеты уже изучены вдоль и поперек, если мы попробуем изменить показания, то сами окажемся под следствием. Преступление слишком серьезное. Официально они признаны мятежниками, примкнувшими к адмиралу Толю, а он, между прочим, считается врагом государства.
— Я все это понимаю, — доктор тяжело вздохнул, — но стараюсь найти выход. И меня удивляет то, что Вы не пытаетесь делать то же самое.
Сол посмотрел на меня и этот взгляд мне совсем не понравился.
— Я знаю, что Вы глубоко верующий человек….
— Ерунда, я не исповедовался уже два года, — прервал я Сола.
— Исповедь это не главное, — запальчиво воскликнул доктор, — я очень давно Вас знаю. Вы верующий человек. И эта вера не позволит Вам очерстветь душой. Хватит думать о мести, нужно простить и помочь.
— Я простил, но помочь не могу.
Доктор тяжело вздохнул. Он был раздосадован, тем что я не соглашаюсь с его словами и, от бессилья, даже стукнул кулаком по камню.
— Так нельзя. Ведь Вы несете за них ответственность. Если бы Вы были внимательнее и тверже, то возможно никакого бунта бы не случилось. В том, что произошло есть и Ваша вина.
Неожиданно было слышать это от доктора. Я искренне считал его своим другом и думал, что нам удалось преодолеть прежние разногласия. Выходит, даже мой соратник и участник всех событий, считает меня виноватым. Я не на шутку разозлился. Почему-то в последнее время все решили, что могут читать мне нотации. Проклятый доктор! Лучше бы я остался играть в бильярд.
