— С техникой, с артиллерией их вынесут на раз!
— Кому это надо? Они там не с армией воевать затачиваются, а выживать, обеспечив себе безопасность. В общем, как и мы.
— Ну, а еще кто где?
— В бывшем Доме Офицеров. Он ведь еще до Войны построен, там несколько этажей под землей. Еще с тех времен. Но его сильно сверху разбило, снесло все почти верхние этажи, когда над Домом Правительства во время путча шарахнуло. Так что там толком не укрепиться. — А вот твой знакомец, абу-Халил, обосновался в Театре Оперы и Балета.
— Театрал, блин…
— Ага. И там мне понравилось больше, чем на кладбище. Ну, у него и людей побольше. Здание огромное ведь, стоит на возвышении, на горке. Вокруг территория: газоны, бассейны и деревья. Вокруг территории — опять же, периметр, ограда. Они деревья спиливают, зачищают сектора. Близлежайшие дома, как я понял, минируют что-то там нездоровая суета. В самом Театре первый и второй этаж — окна заложили кирпичом, наглухо; третий и четвертый — мешками с песком и оставили амбразуры. Я не знаю, как и что у них внутри, но по окружности — выглядит как крепость. Там ведь такие балкончики еще — на уровне верхних этажей. Так на них торчат крупнокалиберные пулеметы…
— Да ты что?…
— Точно. Бля буду. КПВТ, видимо. Старые, но — сам понимаешь. А главное — здание большое, в плане, — но компактное, круглое, подземных помещений там до черта — для машин, да для хранения всяких габаритных декораций — там оне очень серьезно устроились, да…
— Откуда знаешь, что абу-Халил? Ты ж его не видел?
— Все, как ты про них рассказывал. Серьезные, ага. У них форма единая. Где-то достали… И на камуфле, на груди и на рукаве — эмблема. И дисциплина.
— Что за эмблема?
— Квадрат черный. И в нем белые цифры. У каждого свои. Последователи Малевича, что ли. — Толик хмыкнул.
— А! Ясно. Это хреново, брат. Я знаю, кто это такие, черноквадратники эти.
— А кто такие? Сатанисты, что ли? Секта?
— Нет… Не сатанисты. Хотя в чем-то и секта… У них старший — с такой… видел его?
— Черт его знает. Не сталкивался.
— Да, видать ты прав, они это. Надо от них подальше держаться. Отморозки еще те, причем, блин, с идеологией. Опасны они, хотя изначально идеологию затачивали на… на благо, словом. Но я с ними через интернет общался. Сначала повелся, а потом… Нет, чувствую, что-то не то… Попахивает. Серой, чертями, попахивает. Если я не ошибаюсь — то это они. Опасны. Знаешь чем в первую очередь опасны? Не пулеметами и не количеством, нет. Идеологией. Какая никакая, но идеология у них есть. Пусть гнилая и ущербная. Но есть. абу-Халил, глав-Черт постарался. А в мире сейчас, сам видишь, кризис с идеологией, и это, поверь, пострашнее голода. Народ к ним потянется. Дисциплина, опять же. Этот ублюдок, абу-Халил, придумает еще чего… Сплотит… Я его еще тогда, до всего этого бардака раскусил — ему власть нужна, он от власти тащится. Этот бардак для него шанс, конечно, и он его не упустит.
— Он араб, что ли?
— Да не, татарин. Или башкир, черт его разберет. Шифруется.
— Да, эти опасны… Есть еще довольно безобидные придурки: буддисты там, эти… Ну, помнишь, мимо окон по проспекту ходили, в оранжевых балахонах, приплясывали строем, веселые такие…
— Кришнаиты?
— Точно. Эти — «Харе Кришна, харя в раме». Эти ниче. Нормальные. Я к ним случайно зашел — так попытались накормить даже, прикинь? Я, правда, отказался, — пророщенные зерна как-то не в кайф лопать. Есть еще эти — прямая им противоположность, — дьяволисты, типа.
— Кто-кто?
— Ну?… Я ж говорю…
— Сатанисты?
— О. Точно. Сам не видел — рассказывают. Мне кажется это так — ветвь гопнического движения. Всякие готы да прочая тяготеющая к потустороннему шушера вдруг почувствовали возможность реализации своих бредовых идей. Ну и… Мочат во-всю! Людей воруют — в жертву, типа, приносят. Кровь пьют… Резвятся ребята по-полной!
— Ты видел?
— Да ну, я ж говорю — рассказывают.
— Тебе наговорят…
Помолчали.
Олег:
— Я полагаю, все это должно рвануть весной…
— Что — рвануть?
— Все. Понимаешь, народ в основном из города выгнали. Куда? — в деревни, пригороды с огородами, и в эти — «сельхозкоммуны». Городских жителей заставить зарабатывать себе на хлеб ручным трудом… то есть на брюкву вареную, — можно только угрозой смерти… На что они там надеются? За осень-зиму подъедят госрезервовские запасы, а дальше? Посевная? С лопатой и тяпкой? Топлива не будет, техники не будет… «Колхоз имени ПолПота?» Удержать в повиновении огромные массы людей, собранные в одном месте, можно только или силой, или внешней опасностью. И они должны быть постоянно заняты, постоянно! Чтобы не думалось. Ну, сейчас их заняли обустройством и выживанием — а дальше?… Это еще советский какой-то военный теоретик вывел: «Мобилизация это есть война!» Ну?… Сейчас, по сути, мобилизация уже проведена — только не мобилизация армии, а мобилизация населения. Под благими лозунгами «сельхозкоммунизма», уравниловки, защиты и так далее. Это все хорошо, но по сути что сделали? Собрали массы народа вместе… Как перед войной мобилизуют армию. А дальше что? Это массы или должны быть на что-то «брошены» — не важно на что, на внешнего врага, в «битву за урожай»; или они тут все разнесут!.. Потому что и людей нет уровня Лаврентия Палыча, способных удержать такие массы в подчинении, и, — а это главное, — люди сейчас уже не те, другие. Избаловавшиеся люди! Им уже мало просто быть сытыми и в безопасности, мало даже и горячей воды в кране и телевизора, — им еще и «гражданские свободы» подавай! Ну, сейчас, временно, согнули их… Но ведь когда жратва станет заканчиваться — что-то будет!.. Я не знаю еще что, зачем и кем это затеяно — я не верю, что все это происки этих недоумков из «Администрации», этих «Безымянных Отцов», будь они неладны… Тем более, есть сведения, что и во всем мире что-то подобное творится. Кто и что нам готовит?… У меня есть свои соображения, но они настолько «зябкие», что я даже думать их боюсь.
— Да ладно?
— Вот тебе и ладно.
— Все больше я убеждаюсь, что мы правильно поступили, что не ломанулись в лоно природы-то!.. Ну, посмотрим. Посмотрим…
В этот раз мы пошли «на дело» вчетвером. Взяли с собой Элеонору, которая уже изнывала от безделья в своей квартире. Помогать Лене по хозяйству, готовить есть ей не нравилось; ходить одной на базар или вообще на улицу Толик ей запретил: «Нам еще с тобой новых проблем не хватало. Учти, приведут тебя под ножом, — я не галантный американский полицейский в боевичке — просто пристрелю всех, тебя — первую!»
