ты зря. Я не верю в такую скоропалительно появившуюся любовь. Любовь с первого взгляда — это чушь. То, что такие случаи бывают, я не спорю, но всё равно это чушь. В жизни так получается, что ни один человек не любит другого человека. Любовь — это миф, сказка, в том смысле, что мы первую очередь любим не другого человека, а его образ в нашем представлении. Совпадает ли этот образ нашего представления с личностью самого человека, далеко не факт. Вот и выходит, что любовь наша слепа и ложна, как ложно по картинке в телевизоре судить о подлинности реального ландшафта на экране. Наше сознание — это и есть этот самый телевизор, который опосредстванно нам что-то показывает. Любовь с первого взгляда — это просто удача, когда образ в представлениях по большей части совпадет с личностью самого человека, а это редкость. Обычно любовь приходит намного позже, когда у нас стираются иллюзии о человеке и мы видим личность самого человека. Впрочем, и последнее случается далеко не так часто, как нам внушают со всех сторон.
— Спи давай! — прошептал я.
А что я могу ей честно и утешительно сказать?! Соврать, что всё будет хорошо?! Успокоить иллюзиями?! Я знал тех женщин, для которых такая сладкая ложь лучше любой правды, но как-то мало что менялось от того, что я говорил. Правда всегда жёсткая и неприятная штука, кому бы ты её ни говорил.
Спи, родная. Всё у тебя будет хорошо. Когда-нибудь ты меня забудешь, как страшный сон. Не я первый, не я последний. Если ты останешься со мной, то я тебе принесу только горе. Так-то, может, лучше бы, чтобы ты вовсе не была рядом…
«Трус!» — ударила в сознание шальная мысль. Что это было?! В чём я не прав?! И я заснул…
* * *
Когда я проснулся, вчерашнее дало о себе знать. Не скажу, чтобы было мучительно больно, за жизнь у меня были побудки и похуже, но всё же состояние здоровья было не очень. Было уже достаточно позднее утро, если судить по солнцу в окне. Во рту кака, руки дрожат, в голове пустота, мочевой пузырь разрывается. Какое-то время я искал хоть что-нибудь, чтобы накинуть на себя, но только через минуту бесполезного поиска остановился. Вспомнил, что Кайя вчера стирала мой новый камзол. После борьбы со своим отходняком я спустился вниз в земной одежде.
— А-а, встал… — смотрел на меня хмуро Антеро. — Собирайся, сейчас к гному поедем…
Я посмотрел на него так же хмуро, как и он на меня. «Ты с дуба рухнул?» Мне сейчас после выполнения физических потребностей только ехать куда-то не хватало.
— Можешь не искать… — как прочитал бродяга мои мысли, наверняка написанные на моей физиономии. — Всё кончилось ещё вчера…
Вот гадство! Совсем нерадостное это утро!
После туалета я ещё какое-то время лениво ковырял ложкой в остывшей каше и вскоре бросил это бесполезное занятие. Доверяю свою пайку Фонду детей Зимбабве, проще говоря, бросил тарелку на столе с недоеденной кашей. Не лезет. Деда и Кайи нигде не было видно. Куда они подевались?
Впрочем, какая разница. Мы с дегенератом, мучаясь головами, дошли до соседа Олави и стали запрягать лошадей.
Вот блин! О скотине так-то надо бы вчера по уму позаботиться, или хотя бы сейчас, но так всё лень. Что тут говорить, утро не задалось. Какое тут лошадей мыть и кормить! Самим бы до гнома доползти…
Кое-как мы доехали до трактира. К гному идти с пустыми руками как-то неудобно, да и не только из-за гнома мы в трактир заехали. В трактире жизнь начала налаживаться. Сняв пробы с трёх бочонков, мы более или менее пришли в себя.
— Поехали к Дарину. Тазани вчера говорил, что с отправлением затягивать не стоит, — сказал я, чтобы оторвать бродягу от заказа очередной кружки.
Гном нас уже давно ждал.
— Что так долго?! Я из-за вас на турнир не пошел! Ждал вас… — вместо приветствия выдал он нам и под конец, похоже, как-то вполголоса проматерился на своём языке. — Хорошо хоть, что с пивом! Без пива долго носиться не будет!
Дарин кивнул бродяге и послал его смотреть ремонт, а сам начал открывать бочонок.
— Ну, за вас! — не стал тянуть гном с неизбежным, отхлебывая из кружки. — Что там у вас вчера произошло? На тебе вчера лица не было.
Угу, лица не было, да и сегодня утро не задалось. «Кто вчера пил в моё лицо и помял его?» Я, отхлебывая пиво, кратко поведал о своей участи. Гном только молчал и хмурился.
— Попал ты под жернова мельницы, — вынес свой вердикт Дарин в конце моего рассказа. — Но могло быть и хуже. Ты посиди тут, я сейчас вернусь.
Ждать, впрочем, пришлось долго. Антеро уже успел самостоятельно облачиться в доспехи и присоединился ко мне за распитием, а гном всё ещё не вышел из своей подсобки.
— Держи, — сказал Дарин, когда вернулся, протягивая мне какой-то маленький сверток. Это оказался небольшой кожаный рулон, развернув который я увидел угловатые руны. — Тут письмо, написанное на моём. Если минуешь стену или тоннель, то просто отдашь любому человеку в баронстве, а лучше кому-либо из людей барона. Тут ничего особенного не написано. Просто весточка… Ну сам всё поймёшь, если удача будет на твоей стороне…
У меня в голове зазвучал звоночек. Слухи о том, что гномы помогали барону в постройке стены, начали приобретать конкретные черты.
— От себя могу посоветовать… Никому на стене не говори, кто ты и с чем пожаловал. Насколько я знаю, у них там совсем голов нет, и они на любую глупость готовы, если есть приказ свыше. Агир, конечно, горяч и может наломать дров не разобравшись, но справедлив, когда отойдет, этого у него не отнимешь… Лучше будет, если отдашь это письмо напрямую барону, но тут как тебе повезёт…
— А о чём тут написано? — моё любопытство вместе с лёгкой надеждой дало о себе знать. Что это? Какая-то форма поручительства от гнома? Впрочем, свой вопрос я так и не задал, хотя слова так и вертелись на языке.
— Что надо! — отрезал мои вопросы Дарин. — Помни, никому не говори, кроме барона, с чем ты пожаловал. Это важно. Иначе повесят тебя его молодцы без разбирательств. Они ещё те тупицы…
— Да я о другом… Тут знаешь, как у меня дела, что… — на своё удивление, начал мямлить я.
— А-а, вот ты о чём! — перебил меня Дарин. — Тут я тебе ничем помочь не могу. Я с
