За лобовым стеклом виднелся лишь подголовник пассажирского кресла, зеркало заднего вида, а вместо руля и водителя – полоса из трех пластиковых прямоугольников. Большая планшетка, разложенная до предела и установленная прямо на приборный щиток, закрывала почти все лобовое стекло. То ли водитель читал новости, то ли смотрел что-то развлекательное. Ноль внимания. Кажется, даже не заметил, что чуть не погиб миг назад.
Бавори опять не то взвыла, не то зарычала. Рванула крышку бардачка, выдернула оттуда пистолет и вылетела из машины. Обежала капот “итальянки”, наискосок рванула к капоту “пежо”, обходя машину со стороны водителя. Левой рукой дернула дверцу, правой уже впихивая туда руку с пистолетом…
По ушам ударил грохот.
Бавори отбросило от машины. Снова грохот – и еще один невидимый удар ей в живот, от которого Бавори согнулась пополам. Упала.
В окне “пежо” планшетка пришла в движение. Ее очень аккуратно складывали. Наконец отложили на боковое сиденье, и показалось лицо и огромный лоб, переходящий в выбритый череп.
Из машины вылез Чистюля. Шагнул к Бавори. Вышиб пистолет из ее руки, потом, очень аккуратно, носком ноги перевернул ее с бока на спину.
Поглядел.
Наконец сунул свой пистолет куда-то под плащ. Осторожно пихнул Бавори носком, снова перевернул на живот, нагнулся и провел рукой по поясу ее кожаной куртки. Что-то нащупал и выщипнул из пояса, словно блоху.
А может, блоха и есть. Электронная.
Точно. Чистюля достал маленькую коробочку, в каких хранят маркеры, и что-то положил туда. И пошел наискосок, через дорогу к “итальянке”, заходя слева.
Забрался на водительское сиденье. Повеяло чем-то свежим и ягодным, какой-то северной ягодой.
– Чего дурака-то валял? Зачем злил ее так? Вы там, – Чистюля кивнул головой назад, – чуть на дом не налетели, как кобель на сучку… Боялся, что я не получил письма? Или думал, не успею – не найду? Зря. На Чистюлю можно рассчитывать…
Письмо? Какое еще письмо?
Стас молча глядел на Чистюлю.
Рассудок нашептывал, что стало только хуже – Чистюля ведь на Графа работает. А у Графа счетов к нему еще больше, чем у Бавори. Дело даже не в двух сожженных фермах. Граф начнет пытать, где секвенсор. А секвенсор…
Секвенсор теперь у “друзей” Арни. Но рассказать об этом Графу… Про разумную мартышку? Которая следит за новостями? Умеет пользоваться планшеткой? Обвела Крысолова вокруг пальца? И которая на самом-то деле командует всеми крысами Старого Города?..
Не поверят. Ни за что. И значит, стало только еще хуже. Потому что Чистюлю не доведешь до белого каления, как Бавори. Этот довезет к Графу. И там уж мало не покажется…
Но это – рассудок. А внутри, где-то на уровне живота, растягивался, исчезал тугой комок. И где-то за всеми этими рассуждениями крепло ощущение, что мир перестал быть пропастью, в которую можно только падать…
Почему-то Чистюля располагал к себе. По всему выходило, что сейчас он должен работать на Графа, но почему-то не верилось, что Чистюля потащит его к Графу.
Или хотелось, чтобы верилось?..
– Будешь? – Чистюля достал коробочку с жевательными подушечками.
Стас кивнул. Немного никотина синапсам не помешает. Плетутся, как лягушки, на которых два состава разгружали…
Попытался протянуть руку, но протянулись обе. В наручниках.
Чистюлю это не смутило. В его пальцах уже была не только коробочка с жевательными подушечками, но и что-то блестящее. Не то ключ, не то отмычка. Наручники упали вниз.
Чистюля вручил Стасу коробочку с жвачкой и кивнул вниз:
– Ноги вытяни.
Стас прижался к двери со своей стороны, развернулся, как мог, чтобы Чистюля достал и до скованных лодыжек.
Упали и вторые наручники. Стас наконец-то уселся нормально. Покрутил запястьями. Вытряхнул из коробочки пару подушечек.
Рот наполнился чудным ароматом той северной ягоды. А может, и не ягоды, может, это память плутует… Но хорошо.
То ли от этой свежести, то ли от никотина, но в голове посвежело. Еще бы понять, что в мире творится. На Графа Чистюля работает? И просто прикидывается добрячком, чтобы проще было выпытать про секвенсор?
Или свою игру ведет?
И еще – о каком письме речь…
Чистюля прищурился, разглядывая Стаса. И вдруг ухмыльнулся. Самым мальчишеским образом.
– Так это не твое письмо?.. Эх ты, дрессировщик! – Чистюля, ухмыляясь, помотал головой, словно не мог поверить. – Так вы что же, так и не вскрылись с этой мартышкой? Так до самого конца и не понял, кто это?
Сотрясаясь в беззвучном смехе, Чистюля опять помотал головой, отказываясь верить.
– Эх, Крысолов, Крысолов… Я-то решил, что ты все понял и вы с мартышкой вскрылись. Письмо-то было от твоего имени, твоей электронной подписью зашифровано…
Стас скрипнул зубами.
Черт возьми! Сволочная мартышка! Так вот почему планшетка норовила разрядиться, даже когда не работала! Как же, не работала… Стоило отлучиться – и Серый за ней, получается, все время сидел, когда мог?
Ну да. Вот отчего эти утренние слабости, когда приходилось его оставлять одного…
А он по сети ползал. Новости смотрел. Кому-то в Старом Городе приказы передавал. Личные файлы изучал. Письма рассылал…
Чистюля перестал скалиться. Сказал вдруг совершенно серьезно:
– Золотое у тебя сердце, Крысолов…
– Ну да! – тут же отозвался Стас. – Золотое. Как ключик… И хозяин у этого золотого сердца… Тоже как Буратино…
– Ладно, не прибедняйся. Я же знаю, отчего ты стал Крысоловом.
– Да?
– Да. Знаю я все про твоего Арни…
Стас открыл рот, но так ничего и не сказал.
– Ладно, расслабься… Не заложу. Ни Графу, ни кому еще… Стас наконец-то обрел дар речи.
– Откуда ты знаешь?
– А кому ты фургонами фрукты возил? Крысам, что ли? Это ты Рубаковым можешь рассказывать…
Ну да… Все верно. Фрукты.
А потом его Граф нанял. Дело было в Марго, но Граф наверняка не удержался и рассказал и кое-что еще. Или Чистюля сам из него незаметно выпытал всякие мелочи, которых ему не хватало для полной и окончательной классификации парня по кличке Крысолов. Наверняка Чистюля собирает инфу на всех более-менее значимых обитателей Старого Города…
Ну вот он и узнал. И про пожар, и про то, из-за чего вышла ссора, – про все. И про маленького гориллу, к которому сопливый Крысолов привязался так, будто это не зверь, а маленький человечек…
– Маленький человечек в шкуре чудовища… – пробормотал Чистюля.
Стас вздрогнул. Посмотрел на Чистюлю в упор.
– Да ладно… У меня самого девчонка такая… Девять лет… Никому не покажешь. Все мило улыбаются и сюсюкают. И поскорее стараются забыть. Она молчит всегда, два слова в день если скажет, и то хорошо. Но глаза…
