– Некроз его знает.
– Полон дом народу, и никто ничего не видел, а? Что за люди… Мутанты целым войском нагрянут, а эти и за ухом не почешут.
– Не нагрянут. Сперва мимо фермерских хозяйств нужно им пройти, мы услышим.
Леван кивнул.
– Я наверху еще не был, – буркнул Снулый, – пойду дальше смотреть.
– Ага, давай. Ты у меня самый верный человек, Снулый. Кроме тебя, положиться не на кого. Все здесь такие… ненадежные. Эй, Сана! Санка, поди сюда!
Женщина неохотно приблизилась и остановилась в паре шагов от атамана. Расстояние – чуть больше вытянутой руки. Боится, значит.
– Ближе, ближе! – поощрительно улыбнулся Леван.
Ему было необходимо на ком-то выместить раздражение. Когда Сана неуверенно сделала еще шаг, он, все так же улыбаясь, спросил:
– Ну, так что за мутанта ты перед рассветом видела? Расскажи Снулому, чтобы он знал, что искать.
– Черного, – тихо произнесла Сана.
– Видишь, Снулый, – довольным голосом объявил Леван, – черные мутанты у нас тут, оказывается, бродят. – Он занес ладонь, чтобы треснуть дуру еще разок, но вдруг почувствовал, что его запястье оказалось будто в каменном капкане.
– Не надо, – в своей обычной невыразительной манере сказал Снулый.
Леван дернул руку и не без труда высвободил ее из каменных пальцев.
– Не надо, – чуть громче повторил бандит и посмотрел так странно, что Левану стало вдруг не по себе. Подобного взгляда он у угрюмого увальня никогда не замечал.
– Ладно, ладно, – несколько поспешно заговорил атаман, – это ж я так, пошутить вроде собирался. Ты иди ищи на втором этаже. Вдруг в самом деле черный мутант объявится.
Снулый утопал, Сана тоже потихоньку убралась. Леван покачал головой и решил забыть об этой глупой размолвке. Никогда прежде Снулый так не поступал – авось и впредь не повторит. Прошло и забылось!
Атаман собрал тех, кто умел плотничать, и отправил на крышу. Пока пулемета нет, место для него все равно можно подготовить. Он велел сделать надстройку, обшить ее для начала досками. Чуть позже и сам поднялся на крышу – посмотрел, как люди долбят дыры в черных пластинках, которыми выложена кровля, вставляют туда загнутые куски арматуры и заливают смолой. Работали нехотя, часто курили – Леван прикрикнул, чтобы поспешили. До вечера уже недалеко, а в темноте не поработаешь.
– Так до дождей нам разве что дыры залатать, атаман! Чтобы не натекло того дождика, который кочевых смоет!
Все дружно уставились в небо. Это уже начало входить в привычку – глядеть на собирающиеся тучи. Бандиты теперь подбородки задирали частенько. Ветер нес с севера длинные тяжелые ленты, а еще выше небо было затянуто молочно-белой пеленой. Серые змеи извивались под молочным туманом. Леван кивнул и пошел к себе.
Сана встретила его настороженным взглядом, но в этот раз он решил быть помягче – мало ли, вдруг она в самом деле кого-то нынче утром видела? Тогда, выходит, зря ей оплеуху дал? Нет, не зря. Оплеуха бабе – это всегда уместно.
Где-то рядом хлопали двери, раздавались голоса – это Снулый со своими осматривал комнату за комнатой, но, конечно, ничего больше они не отыскали. Когда стало вечереть, стих стук молотков на крыше, плотники свернули работу, соорудив что-то вроде башенки из досок. Стрелу, пущенную снизу, такая ограда точно остановит, ну а после, когда Леван продаст в Херсоне кохар и закупит оружия, там будет пулемет и броня посерьезнее.
В конце концов настроение атамана улучшилось: все идет своим чередом, до дождей они отсидятся, потом в Херсон за оружием, потом… потом пойдет новая чудесная жизнь, о которой Леван, находясь на службе у Шарпана, мог разве что мечтать. Там он вроде и в начальство выбился, но толку-то что? Сидел себе самым большим начальником во всеми забытой дыре. Разве это настоящая жизнь для такого хваткого парня, как Леван? Не-е-е-т… Настоящая только теперь начинается. Сейчас он атаман, у него под рукой двадцать стволов. Конечно, в первое время, когда он заявится в Херсон всего лишь с парой мотофургонов, над ним будут смеяться: глава великого клана! На двух мотофургонах… Потом смеяться перестанут, потому что Леван запомнит всякого, кто зубы скалил в его сторону. И заставит этим смехом подавиться. И будут бояться грозного Левана. Страх – вот что ему нужно, чужой страх его душу греет. А почему? Потому что при виде чужого страха Леван хоть ненадолго, но забывает о собственном. Когда никто его не пугается, собственный страх прорастает из укромного уголочка под сердцем, растекается, встает в полный рост, расправляет черные крылья и глядит, глядит красными глазищами…
Атаман вошел в свою комнату, запер дверь, протопал к кровати и завалился, не снимая сапог. Сана, прижавшись к стене, смотрела на него – ждала, что сейчас будет: подзовет Леван и велит раздеваться или ругаться начнет. Он ощутил, как красноглазая бестия снова просыпается в душе, и погрозил Сане кулаком:
– Мутанты ей по ночам снятся! Тоже сбежать думаешь, как Ляков? Гляди, курица, насквозь тебя вижу. Если только попытаешься свалить – поймаю и шкуру спущу… А Ляков мне еще попадется. Я его найду, старого дурня, сюда притащу… чтобы все видели, что я ему тогда… как я его казнить буду! Поняла?
Женщина побледнела до синевы, и Левану стало лучше, страх отпустил.
В дверь постучали.
– Это я, Снулый.
– Санка, отвори ему.
Мрачный бандит вошел и потоптался на пороге – как всегда, собирался с мыслями, прежде чем выдавить из себя хоть слово. Наконец надумал:
– Никого. Всё обшарил.
– И что ж теперь получается, а, Снулый? Кто-то прятался у нас сегодня ночью? Так?
– Не так. Может, не сегодня, может, вчера или еще днем раньше.
– А может, на прошлой декаде?
– Не-е, тогда бы пыль собралась. А пыли не было. Там, внизу.
– Ладно… – Теперь и Леван задумался, чего бы сказать. Ему как атаману полагалось быть самым проницательным и догадливым, а никакого объяснения случившемуся у него не нашлось. – К некрозу это всё. Кто был чужой, все с Ляковом сбежали. Ты, Снулый, это… ты пойди поспи там, отдохни. Ночью будь настороже. И замок себе на дверь навесь, что ли.
Снулый махнул рукой и утопал. Можно было не сомневаться – о замке даже не подумает. Сана тут же заперла дверь за ним и испуганно оглянулась на Левана, но тот уставился в потолок и обдумывал, что еще нужно сделать до начала дождей. В голову ничего существенного не приходило.
* * *
Снулый вернулся к себе и тоже завалился в кровать. Денек выдался суматошный, в самом деле не мешало бы поспать. От южанина, жившего в этом помещении при прежнем атамане, осталось немало добротных красивых вещей, Снулый ими не пользовался и без сожалений выкинул бы, если потребуется освободить место. Остались зеркало, изящный стол на тонких изогнутых ножках (Снулый вещицу не оценил – хлипкая). На кровати – вышитое покрывало, края которого свисали почти до пола. Края украшала разноцветная бахрома. Должно быть, покрывало нравилось прежнему жильцу, но Снулый к подобным красотам был равнодушен. Он ни разу не сдернул покрывало, чтобы раздеться и лечь в постель, спал всегда одетый, укрывшись собственной курткой. Вот и сейчас разулся и плюхнулся на вышитую красоту. Поглядел в окно – уже темнеет. Закрыл глаза и вскоре задышал ровно и размеренно. Заснул он спокойно и тихо – точно так же, как вел себя, когда бодрствовал. И спал крепко, как человек с чистой совестью.
