– Ну ладно, я могу сказать всем, – сказал Антон, пошатнувшись. – Мне сегодня нужна армия. Надо отомстить ублюдкам за поруганную честь Лакедемона.
– Да? – глаза Романа расширились, а брови поползли вверх. – О чем ты говоришь, мой великий соправитель? А где тридцать два славных воина, которые ушли с тобой в Таганрог?
– Погибли, – глухо ответил Антон. – Надо отомстить за их смерть.
– Погибли… отомстить… – как бы задумчиво произнес Роман. – Но этого не может быть… Или, погоди, ты хочешь сказать, что погибли все?!
– Все, – выдохнул Антон. – До единого.
Толпа сперва глухо зароптала, еще не осознавая масштабы трагедии, а потом в ней стали образовываться водовороты возле родственников ушедших в поход и послышались первые всхлипы и вскрики женщин.
– Но, может быть, мой мудрый соправитель, ты позволишь собрать Совет старейшин, доложишь детали, объяснишь, чтобы мы могли понять причины такого огромного несчастья? – царь Роман возвысил голос, и задрожавшей рукой схватился за колонну, изо всех сил контролируя лицевые мышцы: он не мог поверить, что все его тайные мечты полностью сбылись, и боялся, что губы расползутся в ухмылке.
– Некогда объяснять! Армия нужна сегодня, сейчас! – закричал Антон.
Теперь уже из толпы послышались выкрики возмущения и недовольства.
– Если я правильно тебя понял, – заговорил Роман, – ты хочешь, ничего не объяснив даже старейшинам, немедленно отправляться в новый поход?
– Да, да!!! – зарычал Орлов. – Чего ты тянешь время? Скоро вечер, надо выступить до темноты.
– А скажи мне, мой сотрапезник и товарищ: тридцать две жизни – не слишком ли большая роскошь для нашей общины? И ты хочешь увести в могилу столько же? Или, может, больше? А кто будет охранять территорию от внешних угроз? И я сейчас забочусь о благополучии всех жителей Лакедемона, – Роман поднял вверх палец и посмотрел на собравшихся. – Или, по-вашему, потеря шестой части боеспособных мужчин, которые учились с детства держать оружие в руках, пройдет без последствий? Скажите, граждане: надо ли сейчас собирать новый поход?
Толпа заурчала, и из задних рядов послышались невнятные, но грозные выкрики, среди которых можно было различить слово «долой!».
– Популист! – выкрикнул Орлов. – Ты всегда был демагогом!
– Нет, – Роман развел ладони в стороны. – Ты путаешься, мой славный соправитель. Это ты обманул собрание, это ты необдуманно призвал детей, братьев и мужей нашей Политии на войну! А я всегда предупреждал об опасности необдуманных действий. Или не предупреждал? – обратился он к толпе.
Народ загудел, послышались громкие голоса: «Предупреждал, предупреждал…»
– Если вы меня сейчас не послушаете, то получите большую проблему на юго-востоке, – Антон сжал кулаки. – Эти мрази так просто нас не оставят. Вы должны одобрить новый поход. Сейчас мы захватим их врасплох. Я поведу вас к славе, я и Виктор…
– Кто? – сощурился Роман.
– Это… – Антон, поморщился, поняв, что сказал какую-то несуразицу. – Неважно…
– Важно другое, – с гневом произнес Роман; сейчас, уловив настроение толпы, он смог выплеснуть давно скрываемые чувства. – Важно, что царь Лакедемона каким-то неведомым образом уцелел, в то время как все его солдаты пали смертью храбрых. Вот что важно, достопочтенный Антон! Как ты объяснишь это?
– Некогда объяснять… – снова зарычал Орлов. – Надо отомстить!
Но толпа, всегда столь покорная воле вечного победителя царя Антона, сейчас совершенно не желала подчиняться проигравшему, а наоборот, угрожающе волновалась, подступая все ближе к бывшему капитану. Более того, среди граждан он заметил вдруг инспектора Игоря, лицо которого излучало нескрываемые торжество и злорадство. И таких лиц в толпе было много.
– А не помнишь ты разве устав, к составлению которого сам приложил руку? – продолжал давить Роман. – Помнишь ли, что бегство командира – акт позорный и не достойный снисхождения?
– Я не бежал! И у меня геройски погиб сын, но я же не баба, чтобы разнюниться.
– А кстати, насчет твоего сына. По законам Лакедемона он запятнал себя тягчайшим преступлением, – сурово нахмурился Роман. – Так что гибель его нельзя признать геройской, его смерть можно рассматривать только как удачную попытку избегнуть наказания.
Толпа такого еще не слыхала и все замолкли, затаив дыхание, чтобы не пропустить ни единого слова в столь интересном спектакле из жизни власть имущих.
– У меня есть неопровержимые доказательства, что он поставлял в Лакедемон запрещенные наркотики! – Роман выкрикнул скрываемую тайну и почувствовал, что словно воспарил над заклятым соперником.
Антон был совершенно раздавлен этим известием. Обреченно махнув рукой, он отвернулся и, вклинившись в толпу, побрел к своему дому.
– Я надеюсь, ты примешь правильное решение, – сказал вдогонку царь Роман. – Как и полагается правителю Лакедемона.
Он смотрел, как опозоренный соперник, ссутулив плечи и опустив голову, побрел через площадь к своему дому.
– Я всегда принимаю правильные решения, – процедил Антон, закрывая дверь.
Теперь надо было обсудить все с женой. Вместе они смогут найти выход из создавшегося положения. В конце концов, Верховная жрица пользовалась огромным авторитетом, и смогла бы даже выступить на Совете старейшин, чтобы обличить подлый поступок Романа.
Он заглянул на кухню, на печи, выдавая густые клубы пара, вовсю кипела кастрюля с водой.
– Рабыня! Сука! – прошипел Антон стирая крупный пот со лба. – Огонь развела, а воду не убрала и свалила, сука! Крысы! Кругом одни крысы… бегут… крысы…
От нестерпимой влажной духоты закружилась голова, и, пошатнувшись, царь чуть не упал. Выйдя в коридор, где дышалось немного легче, Антон произнес:
– Светлана!.. Светочка! Света!
В доме стояла тишина, нарушаемая только звуками бурлящей на кухне воды. Медленно, придерживаясь за стену, Антон направился в гостиную. Возле двери царь остановился, будто в нерешительности.
– Света! – попытался крикнуть он, но горло перехватило.
Обливаясь потом, он взглянул на полированную с позолотой дверь.
«Теперь таких вещей не делают, не умеют делать. Да что там вещи, детей полноценных и то не получается зачать. И что ни говори, как ни утаивай правду от самого себя, а ответ один – люди не выживут…»
– Я не буду рабом мутантов, – прохрипел Антон и вошел в гостиную.
Он увидел распластавшуюся на ковре Светлану. Вдоль обеих рук женщины шли глубокие разрезы, а в черной луже лежал самый большой из кухонный ножей, три четверти которого были обмотаны запачканным в крови полотенцем.
– Света, что же ты наделала… – сказал Антон шепотом.
