Откупорил бутылку самогона, стоящую у него под рукой, — на вид чистый спирт. Понюхал, проверил. Вроде все в порядке — спирт этиловый, очищенный. Глотнул. Черт! Чуть глотку не сжег! Крепкая дрянь! Нет, вовсе не дрянь… Такой штукой точно не отравишься… А в голову как ударило с голодухи… Так сильно ударило, что сразу стало ясно, какое веселье над ним в отместку учинить! Будет знать, как меня недооценивать! Недооценил меня — недосмотрел за мной! А такие ошибки в нашем деле недопустимы! Я ему, как добрый друг, на его неосмотрительность глаза открою — покажу ему, что про врага всегда помнить надо, что на моем месте мог бы быть и враг… а главное, — что мог бы с ним из-за его неосмотрительности враг вытворить!
Вынул из-за голенища писчую ручку, выковырял стержень, достал из него головку, подставил палец к трубке с черным гелем с одной стороны и дунул в трубку с другой — гель потек на палец. Товарищ полковник и не заметит, как над двумя его закрытыми глазами откроется третий! Надо быть бдительнее! Будет у него во лбу звезда гореть на месте пулевого отверстия, оставленного предполагаемым опытным и метким стрелком! Мой урок он изучит утром — его будет ждать занятное отражение в зеркале!
Ха! Красота какая! Как настоящий, третий глаз получился! А главное, — такой же суровый и пристальный, как два других! Может, мне еще что полковнику на память нарисовать, Игорь Иванович, раз меня муза такая знатная посетила?! Искушает она меня — муза моя, искусница! Не устоять мне, вконец захмелевшему!
— Соколов!
Я сиганул под кровать при первых раскатах громового голоса. Полковник не заметил меня в темноте и, застегивая штаны, понесся в коридор, не отключая воющую сирену. Я выругался на Мурку и рванул через окно к моему окну, ломясь через колючие кусты. Вот ночь выдалась! Словно десять лет с плеч скинул и все звезды с погон!
Держусь твердо. Уверенно спускаюсь вниз, несмотря на то, что короб крайне тесен и руки постоянно путаются в проводах, в пучках кабелей. Выпрямляю одну ногу, другую — сгибаю в колене, упирая в стенку короба. Высвобождаю руку, включаю компьютер. Засвечиваю экран, задаю настройки. Включаю декодер. Частота сигнала связи сетевой техники определена. Подключаюсь с кода канала связи к центральной системе. Пошел поиск пароля. Взлом! Следующий пароль. Взлом! Последняя ступень защиты. Взлом! Эх, молодчина ты, Швед! Система открыта! Отключаю аппаратуру слежения. Передатчики на аккумуляторах — к черту! Проводные передатчики — к черту!
Защита — отключена! Замки — открыты! Прекращаю подачу электроэнергии. Центральная система на одном аккумуляторе. Объект обесточен. Нет, остался генератор. Надо отрубить генератор. Есть! Объект обесточен! Надо перекрыть виртуальные подходы к центральной системе. Есть! Никто и никак не закроет замки! Объект весь подо мной, все на нем подчинено мне!
Степан Петрович шипит что-то на ухо — поправляю наушник.
— Пошел, Соколов! Пошел!
Включаю плазменную горелку. Вышибаю вырезанную стенку короба, стенную панель. Выбираюсь в коридор, врываюсь в темноту.
Охранники посты не покинут и на меня не попрут — не получится у них, просто. Сообщат о проникновении на объект они быстро, только ждать спецназ будут достаточно долго. И правильно — не стоит им, подтравленным моими жесткими химикатами, на меня и на смерть нарываться. Я ведь отравил воздух скверными веществами — в низкой концентрации вредоносными, а в высокой — смертельными. Пока охранники меня не трогают, отрава не столь опасна, но стоит им встать у меня на пути или встрять в мои планы — станет смертельной. Проявят они настойчивость, попытаются меня остановить — мне придется потравить их химикатами, как крыс… или еще что похуже.
Бегу прямо. Толкаю дверь. Направо. Блок открыт, только замок — заклинило. Черт! Снова мне Снегирев подножку подставил! Открываю дверь силой. Захожу в хранилище.
— Время!
Хватаю контейнер, помеченный впечатанным в память кодом, поворачиваю. Несусь проч.
Начинаю восхождение. Наверх вскарабкаться труднее. Черт… Перчатка проскользнула. Чуть не сорвался. Удержался. У меня в руке засветился экран.
Подключаюсь к системе, настраиваюсь на сигнал.
— Спецназ на объекте! Соколов, шевелись!
Снова внедряюсь в систему. Сложная структура. Тонка тропинка среди кучи данных — одни коды встают на пути преградами, требуя верного ввода других, открывающих доступ к третьим. Черт! Давай! Идти не так далеко! Не так долго! Давай, соображай!
Барьер взят! Подключаю подачу энергии. Осталось только…
— Бойцы на подходе! Блокируй замки!
Черт… Осталось отдать команду — одну команду. Только меня сносит, стягивает вниз. Я путаюсь в проводах и…
— Время вышло! Тебя взяли! Уже взяли и уже допрашивают! Давай наверх!
Мокрый, как потопленная мышь. И в глаза течет… и из глаз течет. Попало как-то что-то — какая-то коррозийная пыль… или соль разъела. Черт…
Вылез на землю и, изогнувшись в спине, как первейший гепард перед спринтом, рванул к одиноко стоящей сосне. Под ней и свалился в изнеможении, притворившись мертвым, как последняя падаль.
Переведя дух, вытер лицо грязным рукавом. Товарищ полковник присел рядом, нервно стуча пальцами по часам с неумолимо несущимся к черту секундомером.
— Триста семьдесят пять. Соколов, считай, на месте стоишь.
Я сокрушенно резанул рукой прохладный предрассветный воздух.
— Я вам не червяк. Не ждите, что я так сразу под землей весь путь на высокой скорости пролечу.
— Соколов, червяки не летают.
— Раз червяки не летают, я — и подавно не полечу. Тесно же в коробе, как в змеиной заднице.
Похоже, Степан Петрович собрался произнести что-то глубокомысленное — жду изречения его мудрой мысли, ища под курткой мятую пачку сигарет.
— Рожденный ползать, летать не будет.
— Это вы в мой огород булыжник бросили?
— Камень, Соколов, — я кинул камень. Ты что, русский язык забыл совсем?! Или ты его … не знал никогда?!
Конечно, сейчас так ему и скажу, что на русском с ним с первым словом перемолвился за несколько лет отсутствия. Я не только в речи русской навык теряю с годами, но и письменность вспоминаю с трудом — мне ведь и мыслить на русском тяжело в последнее время стало.
— Узнаешь с вами. Меня всему такие, как вы, учили. Так что ко мне претензий не предъявляйте.
— Хватит мне из себя строить! Ты сначала мысли излагать научись, как нормальные люди!
— Я с вами говорю, как думаю.
— Тогда думать учись, как нормальные люди!
— Нормальные люди не думают — им просто не нужно. Не придирайтесь к словам. Когда надо, я, как надо, говорю. Отдых мне нужен, устал я.
