А Ксапа следующую глупость придумывает. Вся малышня в восторге. Помогают на носилке глину со старого русла ручья таскать. Ксапа говорит, пора обучить нас гончарному искусству. А то ни кружек, ни тарелок.
День глину месят, второй... На третий Ксапа сдается. Говорит, гончарный круг нужен. Детишки продолжают. У них лучше получается.
Ксапа все ко мне пристает: "Как зимовать будем?" Как будто пещеры не видит. Сколько охотники ни искали, второй большой пещеры не нашли. Мелкие, охотникам непогоду переждать, есть, а большая - одна на всю долину.
Словно и на самом деле не видела. Шагами измеряет, недовольна. С факелом в самую глубину пещеры лезет, где пещера в узкую щель сужается. Такую узкую, что трехлетнему ребенку не пролезть. Дым в щель пускает, сердится. У самой от дыма из глаз слезы текут. Бормочет непонятное про САНИТАРНЫЕ НОРМЫ. Снова ребятню в кружок собирает, объясняет что-то. Суета начинается. Четыре девчушки пол в пещере ветками подметают, остальные разбегаются. Зачем, думаете? Я тоже думаю. Пока думаю, они уже назад возвращаются, с камнями. И снова убегают. Камни носят, в кучу складывают. Я понимаю, Ксапа хочет широкую, открытую всем ветрам часть пещеры каменной стеной отгородить. Хорошее дело, теплая часть пещеры раз в пять больше станет. Только стенка слабая получится. Если Головач облокотится, рухнет! Так Ксапе и говорю. Хитро улыбается, но ничего не отвечает. Задумала что-то. А я и не спрашиваю. Скоро сам все увижу.
Малышня кучу камней собирает, а Ксана вновь начинает глину месить. Я уже понимаю, но сижу на пятках, спину о дерево чешу и наблюдаю. Ксапино племя камни с глиной кладет.
Хорошая у них стенка получается! Полшага шириной, гладкая, ровная. Только всего пять шагов в длину и по колено высотой. Потом глина и камни кончаются. А ведь камни со всей округи собирали.
Усталая Ксапа садится рядом со мной, вытирает лоб грязной рукой и говорит:
- КВАРТИРНЫЙ ВОПРОС нас погубит.
Поднимаю ее на руки, несу к ВОДОПРОВОДУ. Малышне командую:
- Парни, за мной! Отмываться идем.
На следующее утро Головач со своими опять в горы собираются. Смотрят перед уходом ксапину стенку, руками трогают.
- С тех пор, как ты Ксапу привел, нашему обществу скучать не приходится, - говорит мне Головач. - Не знаю даже, плохо это или хорошо. Ты все ж придерживай ее, чтоб не очень увлекалась. Не то она всю нашу жизнь перевернет. Днем спать будем, ночью на охоту ходить.
Ксапа расцветает, будто ее похвалили.
Тут Мечталка со старой облысевшей шкурой прибегает. Шкуру на носилку натягивают. Я мозгую и понимаю, что опять глину таскать будут. Кличу Хвоста, объясняю задачу, и мы идем за камнями. С нами Верный Глаз увязывается.
Наломались к полудню, аж спина болит. Я Ксапу в сторону отзываю, отчитываю.
- Ты зачем всех девок с тремя полосками работать заставляешь? Мало им от охотников достается? Не ожидал я от тебя.
- Клык, миленький, они сами нам помочь пришли. Хочешь, у Мечталки спроси.
Смотрю, девки и на самом деле веселые. Улыбаются, перешучиваются на своем языке, мне глазки строят. Туна попкой виляет, дразнится. Ксапа машет над головой руками и кричит:
- Кончай работу! Перерыв на обед!
Оказывается, пока мы камни да глину таскали, бабы мяса нажарили на всех. Фантазер делит, куски раздает. Все вместе едим, досыта, и девки с тремя полосками тоже. Перешучиваемся. У Ксапы опять жир аж с локтей капает. И физиономия - где в глине, где в саже, а где жиром измазана. Когда по-человечески есть научится?
Не успели доесть. Головач со своими охотниками возвращается, на носилке Баламута несут. Баламут со скал сорвался, ногу сломал. Ох, нехорошо сломал... Моя как разобралась, что к чему, лицом каменеет, хриплым голосом командует. Мол, туда положите, то-то и то-то принесите. И ведь все слушаются. Головач своим кивает, чтоб подчинялись.
Ксапа первым делом руки в ВОДОПРОВОДЕ моет. Потом штаны с Баламута срезает. На баб, что хихикать вздумали, так зыркает... Те сами убегают. Я смотрю, у Баламута кости в двух местах точно сломаны, может, в трех. Но наружу обломки нигде не торчат. Это хорошо. А моя уже свою одежку ножом кромсает.
Тут меня Мудр отзывает. Головач у него спрашивает, знает ли Ксапа, что делает. Вот он Головача ко мне пересылает. А я что - знаю?
- Посмотрим, - говорю. - Роды принимать умеет. Хуже все равно не будет.
Баламут ревет диким голосом. Самые сильные бабы его к земле прижимают. Из-за них не видно, что Ксапа с его ногой делает. Головач волнуется, в руках копье вертит. То вскочит, то снова сядет. Мудр его удерживает, говорит, без него лучше разберутся.
Долго разбираются. Бабы кругом толпятся, ничего не видно. Наконец, Ксапа раздвигает их, идет к ВОДОПРОВОДУ руки мыть. Руки почему-то в глине. Мудр ее зовет к нам. Подходит умытая.
- Что скажешь? - спрашивает ее Мудр.
- ШИНЫ, ГИПС наложила, последнюю ТАБЛЕТКУ ОБЕЗБОЛИВАЮЩЕГО дала. А дальше - как повезет.
Вижу, у нее вдруг подбородок дрожать начинает. Опять плакать собралась. Рядом сажаю, к себе прижимаю. А дальше - как всегда. Слезы в два ручья и половина слов непонятна. Что без одежки осталась, теперь ходить не в чем, мы понимаем. А что она с ногой делала - нет. Позднее от Мечталки узнаем.
Ксапа ногу своими одежками оборачивает, кости вправляет, палочками, обмазанными глиной обкладывает, поверху кожаным ремнем обматывает, сверху глиной обмазывает. Я понимаю, что ничего не понимаю. От Ксапы добиваюсь только, что перелом сложный, а она ни разу на живом человеке не СТАЖИРОВАЛАСЬ. Их на ТРЕНАЖЕРЕ гоняли. ТРЕНАЖЕР - это МАНЕКЕН такой. А тут она переволновалась, все неправильно делала, теперь у парнишки нога может криво срастись. Это потому что у нас ни РЕНТГЕНА, ни ТОМОГРАФА нет. Даже ГИПСА нет. А как ГИПС накладывать, если его нет?
Вы много поняли? Я - нет. А Головач понимает главное - умирать Баламут пока не собирается. Идет парнишку поздравить. Тот на земле лежит, шкурами укрытый. Бабы в вам не дают перенести, пока глина, которой Ксапа ногу обмазала, не подсохнет.
Раз Баламута перенести нельзя, Мудр советует вам перенести. Головач так и делает. И очень правильно, потому что ночью дождь идет.
А Ксапа трех девок-степнячек к Баламуту приставляет. Чтоб одна из них обязательно рядом сидела. Кормила, горшок выносила. Баламуту строго-настрого запрещает ногу тревожить.
Баламут как узнает, что ему три десятка дней точно пластом лежать, а дальше - как получится, кричит, что лучше б ему вниз головой с той скалы упасть. Ксапа глаза щурит, да такую оплеуху отвешивает, что у Баламута все слова из головы вылетают. Молчит, глазами лупает. Что потом, мы не знаем, потому что Ксапа всех из вама выгоняет, долго о чем-то с Баламутом говорит. Но Баламут веселее на жизнь смотрит. И даже перестает ругаться на девок с тремя полосками.
