Сельдингер с сомнением покачал головой. — Вряд ли. Во всяком случае — не с нашей кафедры, или отделения. Ну, в таком возрасте — сами понимаете…
Мы миновали просторный, уставленный цветочными кадками холл и подошли к дверям, над которыми светилась надпись «Отделение генетической патологии и наследственных заболеваний».
Здесь коридор был просторнее и светлее, по обеим сторонам его располагались прозрачные двери.
— Тут у нас небольшой клинико-диагностический центр и стационар, — с гордостью рассказывал Сельдингер. — Пациентов немного, в основном — сложные клинические случаи, представляющие научный интерес. Далеко не всем, к сожалению, мы можем помочь, но нейрогенетика не стоит на месте, так что, вполне возможно, ваш визит сюда во многом станет поворотным моментом… Так… Здесь — пульт наблюдения дежурного медперсонала, комната отдыха, процедурный и диагностический кабинеты. Ну-с, Максим, зовите персонал и готовьте аппаратуру, а я пока предупрежу лабораторию. Ежи, посидите пока здесь, Макс вас пригласит — буквально, пару минут.
Я опустился на небольшой кожаный диванчик у стены напротив медицинского поста.
Сестра, проворно набиравшая что-то на клавиатуре, бросала на меня заинтересованные взгляды. Я невольно обратил внимание на её точеную фигурку, достоинства которой лишь подчеркивал плотно облегающий халатик, и вздрогнул, когда над моим ухом неожиданно раздался детский голосок:
— Дядь, угости сижкой!
Светловолосый мальчик, лет пяти-шести, серьезно смотрел на меня ярко-голубыми глазами.
— Чего? — переспросил я, думая, что ослышался.
— Чего-чего — сижкой, говорю, угости, дятел!
Он слегка картавил, произнося «говорю», как «говолю».
— А тебе не рано ещё?! — возмутился я.
Вместо ответа малыш презрительно скривил губы, и выразительно продемонстрировал мне средний палец.
— Эмиль! — откуда-то вырос доктор Сельдингер. — Ты что тут делаешь? Разве у тебя сейчас не процедуры?
— Отменили, — буркнул малыш. — Сказали, сегодня этого вашего кролика крутить будут. Сижку дай.
Сельдингер покачал головой, а затем, к моему изумлению, полез в карман и достал пачку сигарет.
— Держи.
Малыш проворно выхватил из пачки пару сигарет и спрятал их.
— Danke.
Наградив меня косым взглядом, развернулся и потопал по коридору.
— Что это было? — ошарашенно спросил я. — У вас тут что, экспериментальная группа по изучению у детей никотиновой зависимости?
Сельдингер грустно усмехнулся, провожая малыша глазами.
— Не всё так просто, Ежи, — вздохнул он. — Сколько, по-вашему, ему лет?
— Восемь? — предположил я, накинув на всякий случай пару годков.
— Двадцать один, — сказал Сельдингер. — Ваш, между прочим, ровесник. Сложная генная мутация, полностью заблокировавшая рост и развитие организма на уровне семилетнего возраста. При этом, интеллектуальное и психическое развитие соответствует возрастной норме. Хотя, с психикой, конечно, есть определенные сложности. К сожалению, социально адаптироваться к жизни вне стен института пока не выходит.
— Ничего себе, — пробормотал я.
— Увы, — Сельдингер снова вздохнул. — У нас тут чего только не насмотришься…
— Всё готово, док! — крикнул Макс.
Сельдингер пожал мне руку. — Ну, удачи! Мы с Миллером будем ждать вас в кабинете. Держу за вас кулаки!
* * *
Прохождение обследования заняло около часа. У меня взяли мазки изо рта, образцы крови, измерили давление, пульс, сняли кардиограмму, заставив перед эти крутить педали. Потом изучали активность работы мозга, облепив голову электродами. Особенно долго проверяли глаза и моторику.
Наконец, когда мы вышли из кабинета, Макс хлопнул меня по плечу.
— Поздравляю! Считай, ты в деле! Официально, нужно дождаться результатов из лаборатории, но то, что я видел, подтверждает предварительные данные. Ты просто идеальный кандидат!
Поскольку, до выдачи заключений нужно было еще ждать около часа, Макс позвал меня в столовую.
Мы как-раз допивали компот, когда на его коммуникатор пришло уведомление.
— Порядок! — обрадовался Макс. — Девяносто шесть и пять десятых процента!
— Что это значит?
— То, что система оцифровки считает твою ДНК почти на сто процентов подходящей для создания виртуального аватара, — он подмигнул. — Понравился ты ей.
— Ты так говоришь, будто она сама выбирает, — заметил я.
— Ну, в некотором смысле, так и есть, — признал Макс. — Там достаточно сложная система на основе искусственного интеллекта, так что — да, он сам решает, кого выбрать.
— Он? — опять не понял я.
Макс махнул рукой. — Не бери в голову. Официальное название системы оцифровки — «Логрус», поэтому мы привыкли называть её «он». Ладно, пошли, там уже Марк с Миллером по потолку, небось, бегают.
— Кстати, а что здесь вообще делает Миллер? — спросил я, когда мы поднимались в лифте.
Макс усмехнулся. — Ну а как же! Их компания финансирует проект. Если эксперимент с погружением и нейроинтерфейсом окажется удачным — у них будет уникальная лицензия, которая их просто озолотит. Вот и крутится, пасёт нас, чтобы информация случайно не ушла на сторону.
Сельдингер встречал нас, сияя. — Грандиозно, Ежи! — воскликнул он. — Результаты тестов превзошли ожидания!
Он схватил мою руку обеими ладонями и энергично встряхнул.
— Ну, готовы попробовать пройти оцифровку прямо сейчас? Не передумали? Нет? Замечательно! Тогда — прошу!
В лабораторию, находившуюся в отдельном крыле, вела бронированная дверь, окруженная защитным полем. Сельдингер, буквально приплясывавший от волнения, обнаружил, что забыл пластиковый ключ, хлопнул себя по лбу, и уже хотел бежать за ним, но Макс, сдержанно улыбаясь, протянул ему свой. Бормоча извинения и неуклюже прикрываясь ладонью, Сельдингер набрал на панели код, и дверь, дрогнув, плавно отъехала в сторону.
За дверью обнаружилась лестница, ведущая вниз, в небольшое помещение, освещенное энергосберегающими лампами. У дальней стены находился виртэкран, под ним — стол с панелью управления, переливающейся разноцветными огнями.
Чуть поодаль стояли три кресла, одно из которых было опутано проводами, тянувшихся к многочисленным системным блокам. Справа и слева от кресла возвышались серебристые башенки, ячеистая структура которых напоминала соты. В глубине ячеек поблескивали контакты микросхем. Каждая башенка заканчивалась антенной, и, от одной к другой тянулись алые лазерные лучи.
— Наша санкта санкторум, святая святых, — с гордостью поведал Сельдингер. — Виртуальная система подключена к серверу института, на котором находится программный клиент.
— А это что за звёздные войны? — спросил я, кивая на кресло с башнями.
— А это, — благоговейно сказал Сельдингер, — Логрус!
Глава 6
Буду честен — когда Сельдингер, усадив меня в жесткое кожаное кресло, аккуратно отключил и снял корсет, я почувствовал испуг. Ноги сразу стали чужими, вся нижняя половина тела отнялась. Меня охватил страх, что в результате эксперимента что-то может пойти не так, и навредить мне так, что я больше не смогу пользоваться корсетом. Я отогнал от себя эти мысли, наблюдая, как Сельдингер и Макс деловито приклеивают датчики к моему полубесчувственному телу.
— Не беспокойтесь, — Сельдингер по-своему истолковал моё выражение лица. — Процедуру активации нужно пройти только один раз, после вы сможете сразу подключаться к серверу через нейроинтерфейс.
Он подмигнул, натягивая мне на голову чепчик из проводов и клемм. — Это не должно занять много времени.
— Что мне нужно делать? — спросил я.
— Вам — ничего. Всю работу возьмет на себя Логрус, так что постарайтесь максимально расслабиться и дышать ровно.
Он закрепил последний электрод и отступил на шаг, любуясь проделанной работой.
— Готовы? Макс, включайте!
Раздалось мерное гудение, я ощутил легкое покалывание в руках, по телу словно прошла волна тепла. Алые лучи над моей головой вдруг вспыхнули и исчезли, а на их месте появилось голубоватое сияние.
