Барди пожала плечами. Она чинила тела, а не мозги.
— Скафандр сохранил ему жизнь, возможно, и сознание тоже. Он может представлять, насколько сильно покалечен. Но как долго он был в сознании, неизвестно; скафандр фиксировал только параметры жизнедеятельности.
— Хорошая мысль. — Брэндис и другие повернулись, чтобы взглянуть на безмятежное лицо спящего. — Вполне возможно, он знает о состоянии своего тела, поскольку записи указывают на желание освободиться от телесной оболочки.
По тону Брэндиса Барди поняла, что он раздосадован тем, что такой уникальный случай ускользнул от него. Брэндис имел огромный опыт в консультациях по вопросам «сознания».
— Доктор Мэйкем добилась реакции лейтенанта О'Хары, — вмешалась дежурная сестра. Она стояла с другой стороны, и Барди ее не заметила. С каким удовольствием Барди свернула бы ей шею!
— Когда и какой? — Выражение нетерпения на лице Брэндиса стало почти алчным.
— О, я лишь слегка коснулась его лба. — Барди чувствовала себя глупо: прикосновение считалось анахронизмом; сложнейшие приборы измеряли температуру с высокой точностью.
— И?.. — Ободрил ее Брэндис.
— Слабая улыбка. Возможно, рефлекторная. — Она почувствовала румянец на щеках.
— Несомненно, — насмешливо пробормотал кто-то.
— Кто бы мог подумать, что такому красивому мужчине нужно еще и мозгами шевелить!
— А кто это знает? — Слова вырвались, прежде чем Барди успела подумать, и тут же залилась краской.
— Вполне естественное тщеславие, — невозмутимо заметил Брэндис, в его холодном взгляде не отразились никакие эмоции.
Брэндис был довольно привлекательным парнем, в отличной форме, и, если верить госпитальным сплетням, проявлял недюжинную активность в гетеросексуальных связях, что, вообще говоря, нарушало профессиональную этику. Словом, Барди почувствовала, что он завидует.
— Итак, доктор Мэйкем, не будете ли вы так добры повторить ваш опыт? — Он отошел в сторону и освободил место Барди.
Барди не понравились ни его выражения, ни манеры, ни требования. Неохотно она вышла вперед, чувствуя себя еще более нелепо, чем в те времена, когда была студенткой первого курса медицинского колледжа, и положила руку на широкий лоб О'Хары.
— И это все? — презрительно спросил Брэндис. Никакой реакции пациента не наблюдалось.
Барди боролась с желанием повернуться и убежать. С мрачным выражением лица она передвинула руку и в точности повторила свои действия.
— Роджер О'Хара! Роджер!
Ее пальцы медленно скользнули по лбу и отвели назад его кудри. Когда слабая улыбка вновь тронула его губы, она уже не знала, радоваться или нет. Лучше бы провалиться сквозь землю. Впрочем, эксперимент есть эксперимент.
— Эй, Роджер, проснись, проснись.
И снова его брови пришли в движение, на лице появилось почти незаметное выражение недовольства, и голова слегка отодвинулась от нее.
— Я знаю, ты здесь, очнись!
Барди замолчала, чтобы прочистить горло.
— По крайней мере — это все, что я говорила.
Последовала долгая и неловкая пауза, пока ее коллеги переваривали увиденное.
— И это все, чего вы добились? — нахмурился Брэндис.
Барди неопределенно кивнула. Ее профессиональный статус был восстановлен, и это доставило ей удовольствие.
— Это самый значительный отклик, полученный от него, — одобрительно сказала дежурная сестра.
— А не попробовать ли и вам. — Движением руки Брэндис пригласил сестру повторить действия Барди.
Никакой реакции.
— Интересно. Весьма интересно.
На воротнике у Барди тихо запищало устройство вызова.
— Начало смены, коллеги. Извините, мне пора.
Она покинула сектор 22 настолько быстро, насколько ей позволило чувство собственного достоинства.
Большинство случаев в этой смене были обычной рутиной: ампутации, дикие рваные раны от последнего изобретения халиан — кромсателя. Она испытывала удовлетворение, спасая жизни, и все же одна и та же галлюцинация преследовала ее: улыбка О'Хары на лице каждого пациента.
В конце смены она вернулась в сектор 22 к кровати 4 и просмотрела последние показания приборов. Из них следовало, что Роджер О'Хара так и не приходил в себя. Из медперсонала никого, кроме нее, в секторе не было. Испытывая явную неловкость, Барди погладила лоб О'Хары, запутав пальцы в кудрях, затем скользнула вниз по щеке. Появилась улыбка.
— Роджер, — сказала она мягко, ласково. — Ты здесь, я знаю это, пожалуйста, перестань прятаться. Все хорошо, проснись. Ты в своем собственном теле. Мы не позволили тебе умереть, ты знаешь. Поэтому у тебя есть выбор. С тобой все в порядке. Ты действительно существуешь! Ты все еще цел и поправляешься даже лучше, чем можно было ожидать.
Она повторила ласку, и он пошевелился, глубокое «М-м-м» зародилось в его гортани, и он облизнул губы.
— Роджер, милый мальчик.
Она погрузила палец в стакан воды и провела им по его губам, которые, как это ни странно, были не такими уж и сухими.
— Давай, Роджер. Проснись. — Он нахмурился снова.
— Ты не хочешь просыпаться? Ладно. А если все-таки попробовать? Уверяю тебя, ты будешь прекрасно себя чувствовать. К тому же, боюсь, у Брэндиса есть относительно тебя кое-какие идеи, и ты не будешь от них в восторге. Так что лучше просыпайся.
Выражение недовольства стало сильнее, голова Роджера повернулась, как бы сопротивляясь ее требованиям.
— Сделай это для меня, Роджер? Проснись для Барди?
Она откинула со лба его волосы, ласково перебирала их, не переставая удивляться мягкости и упругости кудрей, обвивающихся вокруг пальцев.
— Вспомни о маме, Роджер, ну давай, сладкий мой, открой глазки.
Она постаралась придать голосу интонации нежности и любви. Веки его задрожали, мускулы на висках и скулах задвигались.
— Все хорошо, просыпайся, Роджер.
— Тебе не нравится это слово?
Выражение недовольства покорно появилось на его лице, но на этот раз оно было не таким сильным.
— Я хочу знать, почему? Вспомни о чувстве долга или проснись просто так. Полагаю, с твоей внешностью не может быть слишком много проблем в жизни. И ты окажешься вне этой войны, в том случае, если решишь… пробудиться!
Она усмехнулась, подбирая синоним, затем из чистого озорства, вспомнив, как оригинально называла его Джессап, она наклонилась вперед:
— Роджер, Спящий красавец. — И поцеловала его в губы.
В этот момент она уловила движение за своей спиной и увидела, как его глаза открываются, часто моргая, чтобы сфокусироваться. Она скользнула прочь от кровати и оказалась за пределами сектора раньше, чем кто-либо смог ее окликнуть.
