Благополучно добравшись до своей каюты, Барди вызвала сектор 22 кровать 4 и увидела хаотичные всплески альфа-волн. Спящий красавец проснулся.
Она осуществила свое желание быть настолько занятой в последние дни контракта, чтобы на раздумья времени не оставалось.
В последнее утро на «Элизабет Блэквэлл» Барди проснулась с чувством сильного облегчения оттого, что отслужила наконец эти два ужасных года. Пытаясь вернуть душевное равновесие, она использовала почти всю дневную порцию воды в душе, вымыла волосы, высушила и попыталась уложить их, как в мирное время. Затем надела изящную тунику, плотно облегающие брюки и ботинки, одежду, которую не носила с начала стажировки. Она даже слегка подушилась духами, долго пролежавшими все это время на полке шкафа. Затем сунула в сумку чистый форменный костюм и несколько личных вещей, которые ей позволили взять с собой. И это было все.
— О, голубой цвет тебе очень к лицу. Чудесно, — сказала Нелли, оценивающе разглядывая Рарди, вошедшую в палату.
Два других свободных от дежурства хирурга выразили согласие долгим свистом, а затем угостили Барди традиционным прощальным стаканом флотского сока.
Ее попросили отвезти домой письма. На табло Барди оставила прощальное сообщение для друзей. После этого у нее осталось еще время до отлета шаттла, который доставит ее на первую станцию по пути домой. Нелли вызвалась проводить ее до воздушного шлюза.
— Черт возьми! Никто никогда не был так добр ко мне, как ты. И, наверное, не будет, — объявила Нелли, неожиданно разрыдавшись при прощании.
Барди отстранила ее, раздосадованная сентиментальным порывом этой ожесточенной жизнью медсестры.
— Со сколькими хирургами ты уже служила, Нелли?
— Не в этом дело, — отвечала Нелли, глотая слезы. — Только по тебе я буду скучать.
— Э нет, а вдруг следующий окажется красавцем!
— Кстати, здесь Спящий красавец собственной персоной, — сказала Нелли.
Рыдания чудесным образом стихли.
Барди бросила быстрый взгляд поверх ее плеча и увидела в потоке раненых, эвакуируемых на этом шаттле, лейтенанта Роджера Эллиота Кристофера О'Хару на антигравитационном сиденье. Сопровождавший его Наффи вежливо поддерживал беседу со своим подопечным. Лицо пилота выражало внимание, но едва заметная морщинка между бровей указывала скорее на терпимость, чем на заинтересованность. Словом, болтовня Наффи была для него не более чем легкий шум. Бодрствующий Роджер О'Хара был настолько прекрасен, что, взглянув на него, никто не остался бы равнодушным. Его спокойное лицо обрамляли неистово вьющиеся волосы.
— Поразительное заживление. Брэндис собирался специально изучать этот случай. Как я слышала, О'Хара проснулся в тот момент, когда все было готово для начала исследований.
Барди поспешила закончить сцену прощания, желая попасть на борт шаттла раньше, чем Роджер доберется до воздушного шлюза. Ей это удалось, и пока в переходной камере выравнивалось давление, она не переставала удивляться: почему она, словно испуганная девчонка, убежала только от одного лишь взгляда на него.
В течение всего долгого и скучного пути к транспортному кораблю Барди пыталась проанализировать свою реакцию. И только когда шаттл соединился с материнским транспортным кораблем, она поняла, что ее так сильно испугало: из всех мужчин и женщин, которых она оперировала, лейтенант О'Хара был единственным, чье лицо она смогла узнать. И это, вообще говоря, не вписывалось в стереотип отношений пациент — врач. Достаточно часто ей приходилось совершать больничные обходы, и всегда пациенты были для нее только номерами коек и секторов, описанием болезни и степенью тяжести ранений, которые она забывала сразу же, как только переходила к следующему искалеченному телу. И уж конечно, ей никогда не приходилось целовать мужчин для того, чтобы они пришли в сознание. Естественно, у нее не может быть ничего общего с этим Спящим красавцем. Принцем-лягушкой или Шалтаем-Болтаем.
К счастью, хорошо организованный беспорядок, подразумевающий, что раненые должны выгружаться в первую очередь, нарушил плавное течение ее замечательных откровений. Барди увидела О'Хару, лежащего на воздушной подушке, — глаза его были закрыты. Удивительно, для полного заживления ран двух недель было недостаточно. Пройдет ли это путешествие благополучно для него?
Ей выделили каюту значительно больше, чем та, которую она занимала на «Элизабет Блэквелл». В ней было достаточно пространства не только для откидного стола и табурета, но даже для туалета и душа. Едва она осмотрелась и повернулась к обзорному экрану, чтобы изучить расположение отсеков корабля, как раздался сигнал зуммера и на экране появился дежурный по станции.
— Майор-хирург Мэйкем, пожалуйста, явитесь на палубу С, больничная станция G.
— В чем дело?
Военный посмотрел вниз и направо:
— Вы хирург, оперировавший лейтенанта О'Хару?
— Да, какие-нибудь проблемы? — Возможно, они и вправду поспешили с его эвакуацией.
— Он не желает просыпаться.
— Что?
— Не будете ли вы так любезны зайти?
Кадровый военный вполне мог бы позволить себе и приказной тон.
Помимо беспокойства об О'Харе, Барди испытывала жгучее любопытство. Перед ее мысленным взором появилась картина: О'Хара, покидающий шаттл с закрытыми глазами. Но как он мог спать? При обычных перегрузках, скрипах и стонах, неизбежных даже на новейшем шаттле, это было почти невозможно.
Изучив условные обозначения в схематическом плане палуб корабля, она сразу же обнаружила антигравитационную шахту прямо рядом с ее каютой на палубе Н, затем госпиталь G на палубе С. Когда она туда добралась, назойливый военный уже ждал ее с плохо скрываемым нетерпением. На лице его было написано: что-то слишком долго вы сюда добирались. Но он лишь коротко кивнул, приглашая следовать за ним.
— Может быть, вы осмотрите его снова, раз уж вам хорошо известен его случай… — сказал военный, пропуская ее в каюту.
Едва она вошла, как дверь за ней сразу же закрылась. Барди удивило такое поведение. А что, если она доложит об этом палубному врачу?
Роджер Элиот Кристофер О'Хара лежал искусно спеленатый сенсорным покровом, и распечатка над его койкой не смогла объяснить ей причину столь срочного вызова. Правда, он выглядел несколько более бледным, чем следовало. Приблизившись к койке, она заметила легкую испарину на лбу. Приборы не показывали никаких болевых реакций, и согласно отчету два часа назад ему давали лекарства.
Она положила руку ему на лоб — влажный и прохладный. Пальцы блуждали по упругим, но мягким кудрям.
