вопрос я.
– Только здесь. У меня было мало времени, я не успел толком подготовиться, – жалуется японец.
– Ну прости, – усмехаюсь я. – В другой раз… Хотя нет, другого раза у тебя не будет. Пока не переводи этого, Тимофей. Хочу еще кое-что вызнать у демона.
Говорю, улыбаясь – демон хоть и не знает русского, но по тону может почувствовать на-двигающийся кирдык. И что он способен выкинуть, когда прижмут к стенке, а вернее – поставят к ней, – загадка, ответ на которую не больно мне и нужен. Всем нам хорошо известен хрестоматийный пример про загнанную в угол крысу.
Кстати, есть в морде лица этого демона что-то крысиное. Такая же вытянутая отвратная харя.
Выясняются неприятные новости – впереди нас ждут и прямо-таки хотят, как ту Ларису Ивановну. Ну просто спать не могут!
Мы успели стать притчей во языцех, за наши головы назначена награда. Заодно и целая очередь желающих поквитаться. Без этого тоже никак.
Заставляю нарисовать примерный план расположения частей. Художник из демона так себе, но, высунув от усердия язык, начинает чертить палочкой на песке какие-то закорючки и снабжать каждую из них комментарием.
Я мрачнею. Короткого прямого рывка, на который я возлагал большие надежды, не получится – опять придется как всем нормальным героям кривулять и петлять. Что еще хуже – впереди пасется вражеская кавалерия в количестве двух эскадронов, уйти от конницы не получится – быстро догонят и начнут махать своими катанами, нагоняя сквозняк. А там и до простуды недалеко.
Попутно выясняется способ постановки «минных» заграждений демоном – физиологически процесс напоминает усеивание окрестности коровьими лепешками.
Не скажу, что эта информация улучшает аппетит. Тем более у меня двое погибших, еще пятеро, включая меня, получили химические ожоги. Ладно хоть не сильные.
Выпотрошив демона как следует, заставляю его рыть братскую могилу.
Землю он гребет не хуже экскаватора. Мы бы долбились тут час, не меньше, а он управился минут за пятнадцать и даже не вспотел.
Какой ценный кадр пропадает!
– Достаточно!
Осторожно опускаем тела солдат, бросаем по горсти земли, читаем молитву, закапываем и делаем небольшой холмик, в который Лукашин-младший втыкает импровизированный крест.
– Что будете делать с ним? – кивает в сторону демона барон. – Он ведь гражданский…
– Этот гражданский убил наших ребят. Как думаете, какой приговор могут вынести их товарищи? – задаю встречный вопрос я.
Не время и не место разводить политесы. Перед нами нечисть, опасный и коварный враг. Окажись кто-то из нас на его месте, пощады не жди.
– Пасую перед вашей логикой, – быстро соглашается Маннергейм.
Скорее всего, он и без меня склонялся к такой же мысли, но был нужен толчок.
– Тимофей, – делаю знак характернику я.
Тот понимающе кивает, выхватывает шашку… Хек! Голова твари, отрубленная с одного удара, катится с наклона, попадает в ямку и замирает, уставившись пустыми глазами в небо, затянутое облаками.
– Уходим, – командую я.
На душе все еще скребут кошки, особенно как вспомнишь пулеметчиков.
Если бы я имел право – остался бы с ними, прикрывать отход отряда, но… я несу ответственность и за других.
– Густав Карлович, у вас найдется что-нибудь выпить…
– Я так понимаю, о воде речь не идет, – хмыкает барон.
– Верно понимаете. Мне немного. Буквально капельку.
– Французский коньяк подойдет?
Делаю квадратные глаза.
– Шутите?
– Да уж какие могут быть шутки в таких обстоятельствах? – удивляется тролль. – Прихватил с собой самую малость. Думал распить с вами при более приятных обстоятельствах, а так…
Он извлекает из недр своего вещмешка маленькую стеклянную бутылочку.
– Настоящий. Купил, когда был в Петербурге.
Перевожу взгляд с Маннергейма на коньяк и обратно.
– Простите, Густав Карлович, я передумал. Давайте в другой раз, как вернемся к нашим.
– Договорились! Тогда угощение с вас!
– Конечно!
Идем дальше, внезапно откуда-то сзади доносятся крики, чьи-то довольные голоса. И это точно не джапы, каждое второе слово сопровождается нашим русским «мать-перемать».
Кто это может быть?! Сердце радостно замирает…
– Жалдырин! Ты! – кидаюсь на командира пулеметной команды, тискаю в объятиях, жму руку.
С ним еще несколько бойцов, Буденный и… пулеметы, включая трофейные «гочкисы». Как это они доперли на себе – ума не приложу.
Что с остальными людьми – спрашивать не надо. То, что вернулись Жалдырин и часть его команды – уже действительно чудо, о котором я только мечтал.
– Как ты? – этот простой вопрос вмещает в себя кучу всего.
– Задали мы им жару! Долго еще нас помнить будут! – зловеще усмехается мореман. – Полторы роты уложили, если не больше. Эх, видели бы вы это, вашбродь! Жаль, патроны быстро кончились, а то б мы до вечера еще воевали.
От возбуждения его аж трясет. Понятно, горячка, еще не отошел от боя.
– Как вам вырваться удалось? – задаю главный вопрос я.
– Так я снова применил хитрость… – улыбается он. – Ну, помните, как когда-то в первый раз, когда мы еще только познакомились и ехали штурмовать демонов в монастыре?
– Вызвал реку? – вспоминаю я.
Мореман скромничает.
– Рекой это не назовешь… Так, прудик получился, но с ходу его не перейти. Думаю, япошки там долго поблукаются. Хорошо, если к ночи сюда заявятся, но, думаю, го-о-раздо позже.
А вот это здорово! Время – то, с чем у нас большие проблемы.
– Тачанки? – спрашиваю я.
– Тачанки пришлось уничтожить. Уж больно крепко им досталось. Япошки садили в нас из всех стволов – поломали все, да лошадей побили, – виновато говорит Жалдырин. – Простите, вашбродь, не уберег!
– Понимаю. Главное, что сам вернулся и людей с собой вывел. А тачанки… Дело наживное. Когда вернемся к своим – представлю тебя и твоих орлов к награде!
– Так не ради орденов и медалей воюем, – смущается герой.
– Согласен. Но если заслужил награду – изволь получить!
Про то, что даже «Георгием» мужиков из могилы не поднять, молчим оба. Война, будь она неладна!
И снова в дорогу, и снова в путь, и на сей раз нам предстоит горный переход. Надеюсь, что все-таки сбросим с хвоста японцев и выйдем через горы к своим. Но для этого потребуется приложить много сил и энергии.
Иногда я уже сам не рад, что ввязался в эту авантюру. Радует только, что результат получился на все пять баллов из пяти и даже превзошел все ожидания.
Мы идем, пока не становится так темно, что хоть глаз выколи. Становимся на привал.
Уходит солнце, приходит ночная прохлада, но костры по моей команде не жжем. Зачем лишний раз светиться перед японцами? Пусть думают, что мы где-то далеко-далеко или пошли совсем другим путем.
Перед тем, как провалиться в сон, шепчу ночную молитву,