Я курил, пуская дым в узкую щель приоткрытого окна. Мимо проносились деревни, поля с застрявшими на них тракторами, чахлые рощицы, косоватые столбы и ржавые автобусные остановки, на которых иногда виднелись названия: Ивановка, Новое, Дергачи…
В каждой проеханной нами деревни обязательно было несколько коммерческих ларьков и какая-нибудь столовка-забегаловка, чаще всего с «крутым» названием типа «Сириус» или «Орион». Они здорово контрастировали с давно не крашенными заборами, грязью и мусором.
«Интересно!», – подумал я: «Мы от Москвы-то отъехали едва две сотни километров, а тут все в таком запустении, словно на дворе середина прошлого века!».
Унылые пейзажи изредка оживляли проносящиеся на встречу громоздкие «фуры» дальнобойщиков – большие комфортабельные «Мерседесы», «Скании», «Вольво», увешанные всякими фарами, флажками, мишлемовскими куклами, залепленные яркими наклейками, с ревом тянули огромные фургоны, крытые цветным, покрытым грязью брезентом с разными надписями на бортах.
Постепенно начали просыпаться и в проезжаемых деревеньках – на дороге появились заляпанные грязь «Газики», «Зилы» и подслеповатые «Уазы».
Так прошло еще часа полтора. Я, от нечего делать взялся изучать «Атлас автомобильных дорог», с удовлетворением бывалого путешественника отмечая карандашом населенные пункты, которые мы минули…
– Вон, слева – это Ряжск! – махнул рукой Пеклеванный, куда-то в сторону: – Через минут пятнадцать будем на месте!
Пока мы покружили по Ряжску, оказавшемуся большой деревней со здорово разбитыми дорогами, пока нашли нужную улицу, проехали по ней до нужного перекрестка – прошло не пятнадцать, а все тридцать минут.
Экспедитора с «редкой» фамилией Смирнов мы увидели сразу – точно на углу, у не работающего светофора, стоял невысокий, но прямой, как палка, мужичек в плаще, шляпе и с портфелем в руках. Первое, что он сказал, залезая в кабину, и зыркая своими белесыми глазками, было не «Здравствуйте!», а: «Молодые люди, вы опоздали на семнадцать минут!» М-дя, вот так повезло с попутчиком!
Мы расселись, Пеклеванный включил радио, и «Камаз» покатил дальше. Снег практически исчез с обочин и улиц, на лобовом стекле появились мелкие капли дождя. Тусклый осенний день тянулся, как резина.
Смирнов оправдал мои худшие ожидания, оказавшись очень нудным и противным в общении типом. Был он худ, плохо выбрит, щеточка полуседых усов делала его похожим на колхозного бухгалтера. Я было попытался узнать, что мы повезем из Куртамыша, но он только процедил:
– Масло из кедровых орехов! Вы отвечаете за сохранность груза, попрошу не забывать!
«Тьфу! Не человек, а арифмометр!», – подумал я, отворачиваясь.
В каком-то Богом забытом поселке мы остановились заправиться. Смирнов вылез, сказав, что пройдется, подышит воздухом. Пеклеванный возился с шлангом, вставляя пистолет-наконечник в горловину бака. Я подошел к нему.
– Во, блин, подвезло! – вполголоса сказал мне водитель, кивая на застывшего метрах в пяти экспедитора: – С таким хорьком не дорога, а каторга!
Я кивнул:
– И нет, чтобы хотя бы туда на поезде бы поехал! Надо было ему с нами трястись!
– И не говори! – Пеклеванный сплюнул, вставил наконечник в паз на корпусе колонке, и закрывая бак, глянул на часы:
– Через полчаса будем на трассе! А там и до Пензы рукой подать!
Поехали дальше. Смирнов попросил включить печку – у него замерзли ноги. Я поглядел на обувь экспедитора – надо же! И какой дурень едет в Сибирь в начале ноября обутым в летние полуботинки!?
Дальше началась кинокомедия: только мы с Пеклеванным закуриваем, как Смирнов открывает окно – ему душно! Через пять минут надо включить печку – ему холодно! Еще через некоторое время ему опять душно! Потом снова холодно! Тут мы снова закуриваем – и вся канитель повторяется, причем под ворчание Смирнова: «Не машина, а сарай! То ли дело – на Западе! Установил кондиционеру параметры – и он их поддерживает!»
Через час я не выдержал:
– Послушайте! Как ваше имя-отчество?
Смирнов снова зыркнул на меня своими холодными глазками-бусинками, была у него такая привычка – не смотреть, а именно зыркать, и буркнул:
– Евгений Николаевич!
– Так вот, Евгений Николаевич! Постарайтесь вести себя попроще! Что вы, как кисейная барышня – то вам не так, это не эдак! Потерпите, не в СВ едем!
Смирнов повернул ко мне узкое лицо, и вдруг на секунду в нем проглянула такая ненависть и презрение, что я осекся.
– Занимайтесь своим делом! – пробормотал экспедитор, повел плечами, словно рак-отшельник в раковину, вжался в свой куцый плащик и застыл, немигающим взором уставившись на дорогу.
Я отвернулся от него, и чтобы отвлечься, спросил у Пеклеванного, давно ли он работает дальнобойщиком. Наверное, это была моя ошибка – говорливый водитель настрадался от молчания, и его словно прорвало!
Он рассказал мне про свое детство в маленьком украинском городке, про армию – автобат в Свердловске, про то, как после дембеля командир роты помог ему устроиться на Свердловский автокомбинат. С тех пор и по сегодняшний день крутил Саня Пеклеванный баранку, изъездил весь СССР, бывал в Польше, Венгрии, Чехословакии…
– Теперь в Москве живу! Два года уже! Комроты мой за это время подполковником стал, в отставку вышел, ну и в «Залп» работать устроился. А потом и меня перетянул! Меня ценят – фирма квартиру сняла, прописку сделала, о кредите хлопочут…
– А жена у тебя есть? – спросил я, позевывая – однообразная дорога утомляла.
– А как же! Жена – Соня, двое детишек – Анечка и Димка! Все чин чинарем!
Постепенно разговор перешел на обсуждение жизни в разных местах, где лучше, где хуже, потом скатился на чисто мужские темы – выпивка, рыбалка, женщины…
Пеклеванный оказался кладезем всяких историй, и смешных, и грустных, и так, не заметно, мы проехали большую часть пути до Пензы.
За окнами стемнело, встречные «дальнобои» слепили нас фарами своих заграничных машин, Пеклеванный ругался, всякий раз норовя врубить фару-искатель в лобовуху невежливому водителю.
Дорога запетляла, то скатываясь под уклон, то забирая в гору, вокруг зачернели безлистые осенние леса, встречных машин стало гораздо больше, да и сзади нас периодически обгоняли какие-нибудь залитые грязью по самую крышу иномарки. Впереди встало зарево огней большого города, Смирнов, дремавший до этого, уткнувшись носом в шарф, проснулся, заявил, что ему необходимо выйти, и мы остановились на обочине возле покосившихся ворот въезда в какой-то пионерлагерь, в котором дети уже давно не отдыхали, судя по заросшей травой колеи, уходящей в лес.
Смирнов сноровисто сиганул из кабины и убежал в кусты. Пеклеванный усмехнулся:
