Голос юриста стал сухим, как человеческий прах, присланный похоронной службой из крематория, глаза пустыми, а поза расслабленной и одновременно зажатой в какие-то непонятные Рэму тиски.
Здоровенный менеджер тем не менее правильно оценил и голос, и позу, и пригладил уже занесённой ладонью короткий ёжик волос.
— Я же с полным к вам пониманием, уважаемый, — вроде как извинился он. — А оно у меня семейственное. Экипаж для меня — одна большая семья. А если когда в семье скотина какая-то завелась, то я оправданно негодую!
Голос у Кифары был низкий, и на его неразборчивый угрожающий рокот к столику Рэма и Ченича прискакал один из охранников.
Он застыл рядом с главным менеджером, пожирая его глазами в ожидании приказов. Босс отмахнулся от подчинённого, как от мухи.
Похоже, это был не просто менеджер, а ещё и начальник службы охраны. А это — самая большая шишка на корабле. Не считая капитана. Тот идёт по другому ведомству.
Тут же явился и взмыленный официант. Остатки заказа он не принёс, зато начал суетливо расставлять закуски, коньячные рюмки и кофейные чашки.
Рэм оценил бутерброды с солёными алайскими фруктами, тарталетки с икрой окуня и нарезку элитных сыров.
— Кофе — за счёт заведения, уважаемый, — оскалился менеджер.
— Мы чай будем, — вклинился Рэм, которому цена деликатесов уже намекала на подкуп.
Кифара обернулся и воззрился на парня так, словно только что увидел.
— А кто этот очень молодой человек? — начал он. — Не может ли он занять другой хороший столик в нашем гостеприимном ресторане?
— Это со мной, — отрезал Ченич. — Так что вы хотели?
— Вы поймите меня правильно, уважаемый, но другого юриста мы сейчас на корабле иметь не сподобились. — Менеджер говорил без акцента, но мешал имперские и экзотианские обороты, и это было немного смешно. — А если мы не предъявим таможне юриста, нас же снимут с рейса! Вы понимаете, как нам это больно?
— Вы можете нанять юриста на Питайе, — Ченич отодвинул подсунутую официантом рюмку и откинулся в кресле.
Менеджер выразительно покосился на Рэма.
— Но это же неприличная катастрофа, сколько эрго запросит юрист из Содружества! — выпучил он глаза. — Это трагедия для нашей маленькой фирмы. Нам уже и так запретят брать транзитников на Питайе. Такие убытки!
— И какие убытки? — переспросил Ченич сухо.
— Фатальные! — пробасил менеджер. — Мы можем компенсировать вам билет!
— Это смешно. — На губах юриста не было и тени улыбки.
— Но если рейс снимут, вы не сумеете вовремя попасть на Аскону! — выложил менеджер свой главный козырь.
— А кто вам сказал, что я тороплюсь? — парировал Ченич.
Кифара заёрзал, и Рэм встал, понимая, что мешает соседу торговаться.
Менеджер явно хотел, чтобы Ченич изобразил юриста широкого профиля и хотя бы для галочки взялся за расследование того, что случилось с официантом. (Интересно, выжил он или нет?)
Ну и почему бы Ченичу не подзаработать? А Рэм может пока что-нибудь сделать для другой Галочки. Более симпатичной.
Тем более что жрать чужие десерты было неловко, а смотреть на них — тем более. Очень хотелось попробовать.
Народу в ресторане немного прибавилось, но на периферии, а не в центре зала, где рабочие всё колдовали над платформой, добиваясь от неё запланированных спецэффектов.
Рабочих было пятеро. Все — молодые раздолбаи, вроде Рэма, каким он и был бы сейчас, если бы потерял родителей, но не сумел завербоваться в спецон.
Если бы выжил.
Момент выживания — это вообще основа того, будет у тебя что-нибудь дальше или не будет. И по большому счёту не так уж важно, кто ты: пилот или чернорабочий. Главное, что живой.
А вот для тех, кто отборочные соревнования по выживанию ещё ни разу не проходил, иногда просто дико важно, сколько денег в семье, в какой школе учиться и какую причёску носить.
Или вот девушки. Если бы Амаль послала Рэма подальше с его красивыми глазами, он бы, наверное, очень расстроился. Может быть, даже болел. А вот вены резать никогда бы не стал. Жизнь далась ему слишком дорого, чтобы разбрасываться.
Амаль… Она же тоже останется, даже если не с ним. И, может быть, даже будет счастлива.
И он, может быть, тоже найдёт себе после другую девушку. Потому что они живы, и это определяет наличие будущего.
Рэм нашарил глазами Галку. Она ругалась с певцом, но слов было не разобрать.
За ближними к сцене столиками переглядывались и хихикали.
Там расселось ещё человек шесть из «творческого коллектива» — пёстрая одежда, вычурные причёски. И двое молоденьких секьюрити: не охрана — одни понты. Это было видно даже по тому, как они двигались — неуклюже и слишком резко.
Наконец над платформой воспарил радостный певец.
До Рэма донёсся неуверенный аккорд музыкальной машины, потом кашель, усиленный микрофоном.
А потом вдруг прозвучало необыкновенно трогательное а капелла:
Отзови свои письма.
Сотри себя из сети.
Твоё тело как плазма
Коллапсирующей звезды.
Ты сожгла меня нежно.
Ты сожгла меня заживо…
Рэм хмыкнул и покачал головой. Певец был парень противный, но пел на удивление хорошо, чисто, искренне. Жалко, что это была всего лишь проба, и она оборвалась на середине куплета.
Певец замахал руками и начал ругаться в микрофон с рабочими.
Нервный он был — жуть. Может, и Рэм добавил ему сегодня гормонов? Вполне возможно, что белокурая Галка с открытой грудью здорово нравилась певцу.
Рэм не спеша, словно ему больше нечем было заняться, приблизился к сцене, над которой кружилась платформа с орущим певцом.
Тот был недоволен гравикомпенсаторами, то есть болтало его наверху.
Рэм знал, что вес человека домагнитка держит легко, но лучше бы рабочие смонтировали стандартную страховочную плоскость, с неё и при желании не слетишь. Однако ничего советовать не стал.
С двух метров певец не убьётся, зато рабочих повеселит. Ведь не извинится же, так пусть хоть боги его накажут.
Галка заметила Рэма и, пользуясь тем, что певец с головой ушёл в спор с рабочими, свесившись с платформы и тыча в них микрофоном, спрыгнула со сцены и пришла поболтать.
— Репетируете? — спросил Рэм, кивая на певца.
— Опять разорался, как снуп, — дёрнула худенькими плечами Галка.
Имитация пилотского комбинезона придавала ей солидности. А сними одежду — и обнаружится хрупкая девушка. Но с очень подходящим размером груди.
У девушек это бывает — худышка-худышкой, а попа и грудь — как будто взяла поносить.
Рэм оценивающе оглядел блондинку. Оттопыренные карманы на тыльной части комбинезона создавали иллюзию пышных форм, но и сами формы — тоже были зачётные. А уж грудь — так просто…
Он тряхнул головой и спросил:
— А кто такой снуп?
— Человек, у которого вместо головы задница! — Галка нарочно повысила голос, чтобы певец услышал.
— Достал? — спросил Рэм.
— Ещё бы! Но без него — никак. Мы — творческая группа с этим козлом. — Она сердито хлопнула себя по бедру, намекая, что партнёры они не только по сцене. — Я — Ила, а он Ил. Это сценические псевдонимы.
— А я слышал, что тебя тут называют Галка, — улыбнулся Рэм. — Что за странное имя такое?
— Да я вас всех уволю по частям! — заорал певец. — Сначала кривые руки уволю, а потом тупой мозг!
— Оно не странное. — Блондинка демонстративно помассировала пальцем ухо. Певец настолько же приятно пел, насколько визгливо орал. — Галка — это птица такая есть. Чёрная. Я же на самом деле брюнетка.
— Но тебе и блондинкой идёт, — похвалил Рэм. — Я бы не догадался, что крашеная. Ты тоже поёшь?
Галка кивнула.
— Ещё и танцую. Увидишь вечером, может, понравится.
Рэм исподтишка разглядывал её волосы: ведь и вправду не догадаешься. И подмывало спросить: а грудь — тоже поддельная? Но он, конечно, смолчал.
— А Галка опять куда забурилась? — заорал певец. — Сколько можно просить, чтобы вместе начали репетировать? То к официантам клеится, то вообще куда-то проваливается, по два часа ждёшь!
