В клумбах копались садовники в яркой униформе, хитроумная машина до блеска натирала мостовую из темного камня.
У входа же в дом ждал дворецкий, с таким полным достоинства лицом, таким умением себя держать и так изысканно одетый, что невольно хотелось спросить, не окончил ли он в свое время МГИМО с красным дипломом?
— Следуйте за мной! — высокомерно сказал дворецкий.
Вслед за ним Гильза прошел в огромный вестибюль, невольно поискал глазами консьержа или кто там должен стоять за стойкой: это место теперь больше напоминало роскошный отель, чем нормальный жилой дом. Высоко над головой была прозрачная крыша, через которую струился приятный дневной свет. И оказавшись перед просторным, прозрачным лифтом, прилепившимся к стене со внутренней стороны фойе, он даже не удивился. Напоминая космический корабль пришельцев, лифт бесшумно пополз вверх, открывая неплохой вид на вестибюль. Гильза давно уже убедился, что вкусы и представления масштабах жилья у иномирян довольно специфические. Дворецкий застыл рядом, глядя прямо перед собой.
— Неплохо ваш хозяин устроился, а? — сказал Гильза.
Дворецкий даже не шелохнулся.
— Платит-то хорошо?
Дворецкий медленно повернул голову, посмотрел на Гильзу ничего не выражающим взглядом, и снова уставился в одну точку. Лифт замедлил движение и остановился на верхнем, третьем уровне. Плавно разъехались прозрачные дверцы.
— Прошу! — сказал дворецкий.
Они прошли по галерее, опоясывающей вестибюль. Та вывела в просторный зал, уставленный низкой мягкой мебелью, с чудовищного размера видеопанелью, свисающей с потолка на кронштейне. На полу были ковры, какой-то невероятной формы, панорамное окно заменяло стену, опоясывая половину помещения.
— Присаживайтесь, — сказал дворецкий, указывая на раскорячившееся на сверкающих ножках «дизайнерское» кресло. — Не желаете ли выпить?
— Э…
— Коньяк? Мартини? Виски со льдом? Вино?
— Спасибо, не надо, — вежливо сказал Гильза, осторожно усаживаясь в странного вида кресло. Оно, впрочем, оказалось на удивление удобным.
— Напрасно. А я выпью! — неожиданно заявил дворецкий.
И действительно, плеснул в огромный шаровидный бокал коньяка на два пальца, поболтал, наблюдая, как обволакивает стенки маслянистая жидкость, поводил бокал перед носом — и выпил.
Гильза немного подивился странному поведению прислуги. И спросил:
— А скоро хозяин подойдет?
— Скоро! — заверил дворецкий. — Подождите немного… Хороший коньяк — рекомендую! «Мартель», пятьдесят четвертого года!
Гильза неловко поерзал в кресле, огляделся. Не хватало еще быть застигнутым хозяином в момент спаивания его же дворецкого!
Тот же дегустировал уже какой-то другой напиток, придирчиво разглядывая его на свет:
— И этот ничего. Правда, слишком выражен привкус бочки… Жаль будет все это бросать… Что ж, давайте считать, что хозяин уже здесь.
С бокалом в руке дворецкий прошелся по роскошному ковру и уселся в кресло напротив курьера. Закинул ногу на ногу и принялся разглядывать гостя.
— Вы… Вы и есть Слизень? — пробормотал Гильза.
Дворецкий рассмеялся:
— Да, меня так за глаза и называют. Не вижу в том ничего постыдного. Так вы новый регистратор? Не знаю, не знаю вас… Позволите взглянуть на жетон?
Гильза молча протянул жетон фальшивому, как оказалось, «дворецкому». Тот скрючился, вглядываясь в символы на металле, но даже не думая прикасаться к жетону. Да и не стоило этого делать: для большинства рас одно прикосновение к жетону регистратора могло обернуться болезненным параличом.
Хозяин подался назад, вновь облокотившись на мягкую спинку.
— Благодарю. Простите мне эту слабость: я с некоторым подозрениям отношусь к тем, кто представляется сотрудниками разного рода силовых структур.
— Оттого вы и нарядились прислугой? — поинтересовался Гильза.
— Это несколько иное, — усмехнулся Слизень. — Люблю, знаете ли, переодевания. Как ваш знаменитый халиф — Харун аль Рашид. У меня тоже припасено несколько личин, для разных случаев… Между прочим, все официально зарегистрированы.
— Это же противозаконно! — вспыхнул Гильза.
Слизень довольно рассмеялся:
— Что вы! Я в ладах с законом! Настолько, что некоторые законы принимаются по моей, так сказать, протекции. Ну, и в данном случае, с этими личинами, для меня сделали небольшой исключение… Так о чем вы хотели поговорить, уважаемый?
Гильза поерзал, соображая. Сказал:
— Нам, то есть, «Линии», стало известно, что вы решили экстренно покинуть Землю…
— А почему вы, собственно, так решили? — поинтересовался Слизень. — Вот он, я, сижу перед вами. Здесь, в ближнем Подмосковье. Оглянитесь — у меня скромный, но довольно уютный дом и неплохой выбор напитков. Зачем же мне куда-то бежать? Тем более, что у меня в этом мире серьезный бизнес…
— Но ведь ничто не мешает вам исчезнуть отсюда в любой момент, — возразил Гильза. — Ведь вас ничто уже здесь не держит, так? Нам стало известно, что от основного капитала вы практически избавились, так что ваше утверждение про бизнес на Земле немного голословно…
Гильза смутно представлял — что такое «основной капитал», и как в принципе функционирует бизнес. Что-то слышал краем уха из бормотания телевизора — и теперь рассчитывал только на уверенность собственного голоса.
— Не вижу в этом ничего противозаконного, — спокойно сказал Слизень. Пригубил коньяку, внимательно посмотрел на курьера. — Ведь каждый в этой стране имеет право, как покупать имущество, так и продавать, верно?
— Ну, да. Только эти действия отчего-то вызвали своеобразную реакцию ваших друзей-иномирян…
— Они мне не друзья!
— Тем более. Отчего это, вслед за вами, они принялись избавляться от имущества, причем — довольно крупного — и стали покидать наш мир? Или вы считаете это случайным совпадением?
Слизень сделал недоуменное лицо, развел руками:
— Ну а я-то тут причем? Кто его знает, что вбили себе в голову эти фантазеры?
Выглядело и звучало это очень убедительно. Что ни говори — личина у Слизня была хороша — невольно внушала почтение и доверие. Поэтому стоило постоянно напоминать себе: «Это же иномирянин, нелюдь, подлый, пронырливый лжец…»
— То есть, все ваши сделки имеют исключительно коммерческое значение? — проговорил Гильза. — А вовсе не подготовку к бегству с Земли?
— Вот именно, — улыбнулся Слизень. — Ни о каком бегстве не может быть и речи. И даже если я отлучусь — то лишь на время. Слишком многое связывает меня с этим миром. Столько здесь прожито, столько воспоминаний…
