ответить мне за пощечину, сделала бы хоть что-нибудь, чтобы себя защитить.
Да, это определенно Снежина, та так же мялась в том самом воспоминании, которое я просмотрел перед этим. А теперь внимание, вопрос: как мне доказать их причастность ко всему этому бардаку?
Выйдя из воспоминаний, я довольно долго лежал, приходя в себя и разглядывая потолок. Все-таки они молодцы, те ученые, что сидят за стенкой. Если бы они не поработали над этой моделью, то я вряд ли был бы сегодня в состоянии провести разговор с Борзовым. А там закрутился бы и забыл совсем, что вообще хотел этого козла на место поставить. А вообще, над этим демоновым прибором нужно еще работать и работать. И прежде всего над тем, чтобы потом по полдня не приходить в себя. Потому что я чувствую себя сейчас хуже, чем после встреч с безликими. Они настолько давят на меня, внося сумятицу в мозги, что я камни не могу в собственной ванне разглядеть. Я ведь знаю, что их должно быть видно. Как-то при мне один ювелир из гномов проверял чистоту бриллианта, поднося к стакану с водой, куда был помещен камень, свечу. Но, опять же, я видел все его очертания, потому что знал, что он там находится. В ванной у меня всегда полумрак, я же ее в качестве медитативной комнаты использую. Место у умывальника, где я бреюсь, освещено отдельно. Плюс к этому я не знал, что они есть в мешочке, и не заострял на них внимание. Ну и встреча с безликим, куда же без нее.
А почему я вообще стал думать про бриллианты? И тут мой взгляд уже осмысленно остановился на какой-то темной точке на потолке. Да потому что они были огранены. А огранку начали применять гораздо позже, чем предполагаемый возраст этого кургана. Те камни в мешке, которые позволили нам выжить – не были огранены. А если и были, то весьма посредственно, почти незаметно. Сколько времени демоны стаскивали туда свое добро – никто, кроме них самих, не ответит. Они вообще могли этот курган забросить в этот мир, чтобы схрон устроить. А те несчастные, которые впоследствии стали невольными стражами, пришли туда гораздо позже. И стали жертвами рэйфов. Тогда получается, что это вполне возможно – узнать, какому именно клану принадлежит ключ. Эта мысль настолько меня захватила, что я пришел в себя гораздо быстрее. Эту информацию обязательно надо проверить. Если клан все еще существует, то глава вполне может за утерянный ключ пойти нам на какие-нибудь уступки, тот же голос в Совете. А если клан ушел в небытие вместе с тем главой, который поперся в опасный поход, оставив клан без средств к существованию, то сами боги велели попробовать отыскать сокровищницу.
Я вышел из комнаты и протянул Тихону статуэтку.
– Вы здорово над ней поработали. Я, если честно, когда туда шел, думал, что придется здесь ночевать остаться, потому что я домой точно не доехал бы. Вы все большие молодцы, – совершенно искренне поблагодарил я ученых и замолчал, потому что в лаборатории наступила просто звенящая тишина. Казалось, что даже приборы притихли и замерли, поглядывая в мою сторону.
– Кха-кха, – Тихон ударил себя в грудь, чтобы прокашляться. – Когда мы говорили, что ничего не делали с изначальной моделью, означает только то, что мы ничего не делали с ней. Мишка! Ты что-то сюда внедрял? – заорал он, показывая на статуэтку.
– Нет, конечно, – возмутился тот самый Мишка, который в прошлый раз убеждал всех, что мы прекрасно обойдемся без Снежиных. Что в связи с последними событиями весьма правильно. – Как я мог что-то сделать, если мостами нужно все соединять? Да и не совсем же я идиот, чтобы над образцом химичить!
– А что там изменилось? – Тихон смотрел на статуэтку, как на гремучую змею.
– Ну, появилась картотека воспоминаний, привязанная к… пусть будет «библиотека», – наконец, я придумал название той комнаты. – Так вот, картотека привязана к библиотеке памяти. Вытаскиваешь формуляр с нужным воспоминанием и оказываешься там, а когда хочешь выйти, то снова попадаешь в эту комнату. Весьма удобно. Можно сразу следующее воспоминание посмотреть, если охота.
– Конечно, удобно, только вот мы другой принцип разрабатывали, потому что вот этот очень сложен в осуществлении, – пробормотал Михаил и, схватив злополучную статуэтку, принялся ее внимательно изучать. – Так, вот этого тут не было, вот этого тоже. А вот здесь вообще структура вещества изменена. Вот только на структуру материи могут Ушаковы влиять, и больше никто, – он растерянно посмотрел на меня.
– Что ты на меня так смотришь? Я ничего точно не переделывал, я просто посетовал, что сложно найти то, что нужно, и тут обнаружил каталог, – рявкнул я, пытаясь понять, что это было.
Я всего лишь активировал семейный дар, чтобы вообще запустить процесс. Ничего больше я не трогал, а тем более не телепортировал сюда мать, чтобы она смогла…
И тут я замер. Мать! Мать – внучка главы клана Ушаковых и владеет этой хреновой магией изменения материи, скрученная ваза в желтой гостиной, где шла задушевная беседа с одноклассником Женькой, не даст соврать. Как я понял – это была демонстрация умений. В общем, если Водников не хотел, чтобы ему так же что-нибудь особо ценное не закрутили, то он быстренько на все условия согласился. А что, если у меня присутствуют какие-то зачатки? Сегодня я уже применял магию неосознанно. Мог ли я снова эти зачатки активировать? Да запросто. У меня серьезно вырос резерв, после моей замечательной поездки, похоже, что я снова перестал себя контролировать. Только так как я работал исключительно с семейным даром, то вот он-то и засбоил. Надо в школу наведаться и спросить Изразцова, как мне с ней справляться.
А вот отсюда надо валить, пока задумавшийся Тихон на вспомнил, чья именно кровь в Машке течет, которую он соплюхой помнит.
– В общем, сами разбирайтесь, что здесь и как. Можете сильно не спешить. Мне одного проекта на двоих с Вольфом хватит. Вот его, я очень надеюсь, вы сделаете вовремя и отошлете на предприятие, – с этими словами я быстро ретировался. Нужно найти начальника охраны и много о себе возомнившем бухгалтера, и отвести душу. Начальник же мне нужен просто как свидетель, потому что с Борзовым я и сам справлюсь.
– Андрей Юрьевич. – Начальник охраны Звягинцев посмотрел на меня немного удивленно. Он не понимал, зачем я вызвал его, просто в догадках терялся. Это было хорошо видно по его обычно безэмоциональному лицу.