— Идти можешь?
Первый неуверенно кивнул. Двигался он, очевидно, на слух, а глаза не открывал, чтобы не попасть вновь под обаяние витражниц.
Сам того не желая, Иванов забрал себе внимание луминарий; ослабла их власть, пленники зашевелились. Витражницы метнулись обратно, обрушились на добычу парчовым, прихотливо расшитым шатром.
Больше Михаил спрашивать не стал. Подхватил парня, закинул на плечо и прыжками помчал наверх, прочь из костяной чаши мертвецов.
— Скорее! — прокричал Нил, перекрикивая взвой ветра. — Новая волна идет! Тут сметет все!
Двигаться, держа на себе Лина, и отбиваясь от луминарий, было не просто. Михаил стиснул зубы. Он знал, что справится.
Строба рвалась наверх, но цепи сколекса не пускали, держали крепко.
И Нил дождался. Дождался ведь, а Михаил думал — бросит, уйдет, и куковать им тут, и сгинуть вместе…
— Давай сюда, Иванов!
Вместе, в четыре руки, закинули Первого в глухое чрево, сами прыгнули следом. Стало тише, теплее, мельче. Нил, бормоча ругательства, сбросил цепи, и строба подпрыгнула мячиком, удирая от новой волны сфер.
Михаил не видел того, но почуял: смело плывун, как песочный замок.
Нил уверенно правил, набрав на пальцы спутанные нити, как чужие волосы. Михаил склонился над Лином.
Тот открыл глаза, и страх чуть отступил. Плотников боялся увидеть пустоту на месте яркой синевы.
— Миша, — голос у Первого был будто наждачкой натертый. — Прости. Я… поделом.
Михаил коснулся ладонью рассеченного лба Первого. Что там стряслось до витражниц?
— Все хорошо. Отдыхай. После поговорим.
Лин прикрыл глаза. Облизал бледные губы.
— Твой должник, — разобрал Михаил едва слышное, непоправимо виноватое.
Со вздохом покачал головой, закрепил ремни, перебрался в другое кресло. Ощутимо тряхнуло, Плотников прикусил язык.
— Аккуратнее, ну. Не дрова везешь.
— Дубину, ага, — фыркнул Нил. — Две дубины.
Щелкнул каким-то рычажком. Потянул за петельку. Пальцы его двигались с поразительной сноровкой. Михаил откинулся в кресле. Поморщился.
— Что же, — проговорил, наблюдая, как под брюхом стробы мелькает болтанка Лута, — Хом Полыни и после разойдемся?
— Как в Луте корабеллы, амиго, — кивнул Нил и улыбнулся в ответ на улыбку Михаила.
Глава 30
Она вовсе не рисовалась эфирным созданием, сотканным из духа и шелка. Не бредила одними только танцами и сценой. Была сильной, веселой, энергичной. Грызла ногти, когда волновалась. Шумно, как лошадь, фыркала, перед тем как начать заливисто смеяться.
Надо было видеть ее чаще.
Но зато теперь Волоха встречал ее каждую ночь.
— Ты такой хороший, когда спишь, — прошептала Элон.
Волоха распахнул глаза. Элон лежала близко, так близко, что он видел каждый шаг шва на милом лице. Глаза ее были влажны и печальны. Русый онемел от тоски. Застыл, не в силах шевельнуться.
Она подняла руку и он увидел ее белые, нежные, виноградные пальцы с коротко подрезанными ногтями.
С тихим деревянистым щелчком сломался указательный. Безымянный.
Он не мог закрыть глаза. Не мог шевельнуться.
Замычал, немым криком раздувая горло, силясь напряжением всего тела, всего ума прорвать, преодолеть беспомощную стень.
И проснулся.
— С пробужденьицем, гаджо, — сказал Дятел.
Цыган сидел в развалистом кресле, закинув ноги на койку Волохи, прямо на перекрученное, сбитое одеяло. Лущил семечки. Сплевывал шелуху в кулак.
Проталина иллюминатора едва теплилась.
— Что, мертвячка приходила?
— Не говори так о ней, — Волоха прижал кулак к влажному лбу. — Она не заслужила.
Дятел помолчал. Лицо его терялось в полутьме, только взблескивали серьга да зубы.
— Хорошо. Не буду.
К женщинам у цыгана было своеобразное отношение. Всего два сорта: или шкура-краля, хипа крашеная, или товарищ боевой, наподобие Медянки. И вот, Элон. Третий вид.
Волохе стоило многого труда приучить старпома к этой мысли.
— Прибыли, гаджо. Хом Мастеров, как заказывал. В воронке стоим, расчехляемся.
Волоха сел в постели с трудом, будто его мокрыми простынями тянуло обратно в беспамятство. Цыган склонил голову, разглядывая капитана.
— Может, кровь тебе пустить, а? Или я трав заварю.
— Нет. Нормально, — ответил русый, пустыми глазами глядя перед собой.
Дятел вздохнул. Пахло остро, сломленным бурей молодым деревом, вместе с комлем вывернутым.
— Вздевай портки, гаджо. Пойдем сбруйку нашей красотке искать. Да и себя не забыть, не обидеть. Справим тебе портупею, а? От глотки до жопы, первый парень на деревне будешь…
На палубе команда уже толпилась в полном составе, включая заселенную-засаленную — Медяну-Агон.
Девушка со своим приложением свыклась необычайно скоро. Чувствовала, что ее — такую — справедливо опасаются Ивановы. Все пока сторонились, кроме Руслана и Волохи.
— Я иду с вами, — заявила рыжая.
Волоха пожал плечами.
— Проследи, — сказал Руслану, когда Медяна первой направилась к сходням.
Буланко подобрался, кивнул. Рядом с подружкой он как-то враз сделался серьезнее и тише, и все указывало на то, что теперь под нож девушку бы не пустил — даже по слову капитана.
Раструбы воронок занимали несколько всхолмий сразу; от каждой вились вниз нахоженные дороги. Сновали люди пешие и конные, отдельно двигались груженые повозки; под ногами хрустела скорлупа местного лакомства, каленых орехов.
Хом Мастеров дышал жизнью и трудом. Работа кипела здесь днем, не затихала и ночью, когда вздували в стеклянных клетях огни. Хом оправдывал свое название — он стал верным пристанищем для всякого знатока ремесла. Здесь работали и инженеры, любимые Сводом Галео, и оружию кузнецы, Статут соратники.
Сюда приезжали со всего Лута, чтобы справить лучшее обмундирование для красавицы корабеллы или орудие по руке, починить побитый трафарет, подобрать доспех. По мирным тяготам тоже прибывали, всякое искали: инвентарь для земляных и горных работ, кухонную утварь, домашние и дворовые приблуды.
Волоха с командой был на Хоме Мастеров не в первый раз. И точно не в последний. Люди, к которым он обращался, брали много и вперед. Но их работа стоила каждого лутона.
Русый кивнул казначею.
— Мусин, не обидь ребят. Парни, в драки не встреваем, слушаем, что говорят. Доспех, оружие — прикупить, зря средства не переводить. Сбор на нашем токе завтра, в полдень. Вопросы?
— Нет вопросов, — хором гаркнули парни.
Лица их светились предвкушением свободы и короткого праздника.
— А я с тобой, — Дятел подцепил хмурого Волоху под локоток, — пройдемся шерочка с машерочкой.
— Что, даже к шкурам своим не заглянешь?
Цыган небрежно цыкнул.
— Успеется. Гля, или блазнится, или впрямь народу больше обыкновенного набежало?
— Больше, — Волоха чувствовал сутолоку кругом.
Покупатели были взволнованы. И то сказать — едва улегся вар, а Хангары и отступать не думали. Крепился каждый, вооружался кто чем горазд. Мастера трудились не покладая рук.
Волоха, задумавшись, крутил в пальцах лутон.
Странная вещь, думал праздно. Сказывали: лутоны не множат искусственно, не куют, не чеканят. Общее их количество в Луте решалось самим живым пространством. Конечно, некая часть хранилась у кремальеров, но остальная… Лут волен был исторгнуть или поглотить некоторое количество лутонов, как если бы держал их в своих глубинах.
Волоха знал, что порой авантюристы жизни кладут на то, чтобы сыскать такие вот мешки — образования, где бы Лут хранил свои сокровища. Сказки, конечно. Но у сказок очень длинные ноги.
***
Гаер всякого навидался. Порой думал, будто не за себя одного жизнь живет. Может, так и было — скольких прибрал, не сосчитать. На большой крови стоял.
Навалился животом на фальшборт, выглядывая из-под руки нужный домик. Антиквары на Хоме Мастеров гнездились наособицу. Белая кость, желтый жир.
Не домики даже — дворцы. У кого под колонны и портики Хома Оливы сработаны, у кого загибы Хома Тумана, у кого попроще, но всяко забористее, чем простые кирпичи под красной черепицей.
