Молодой человек смотрел непонимающе:
— Каких людей?
— Вам неизвестно об этих специальных наборах? — Эрл посмотрел в удивленные глаза юноши. — Впрочем, неважно. Я, наверное, что-то перепутал. Никогда нельзя верить слухам.
Вокзал, на который приехал Эрл, находился на возвышении, откуда как на ладони был виден весь город. Вся территория вокзала и посадочного поля была наводнена охранниками. Эрл прошел сквозь толпу, направляясь к справочной. Железная дорога по форме представляла собой петлеобразную систему; поезда к столице шли и в западном и в восточном направлениях, проходили по побережью и по общей ветке возвращались в Технос.
Помня об охранниках, Эрл направился к кассе.
— Один билет до Фарбейна, пожалуйста.
— В один конец или прямой-обратный?
— Двойной.
Клерк оформил билет, отметил его в компьютере и взглянул на Дюмареста:
— Ваше удостоверение, пожалуйста.
Эрл протянул карточку Керона. Это было рискованно. Но поскольку им еще не было известно, что Эрл изменил цвет кожи, а его и клерка разделяла пластиковая перегородка, не позволяющая рассмотреть его подробно, то риск чуть уменьшался.
Клерк взял протянутую карточку, ввел данные в компьютер.
— Все в порядке, майор, — он протянул билет и удостоверение Эрлу:
— Платформа номер два. В вашем распоряжении двадцать минут до отправления.
Он даже не взглянул в лицо Эрла, возвращая документ…
Из своего окна Мада Грист в задумчивости смотрела на медленное и мягкое движение снежинок. Снегопад начался около часа назад, и теперь макушки деревьев ближнего леса, ровное обширное поле, все выступы зданий и балконы были покрыты мягким белым одеялом, переливающимся в свете огней отеля. Есть какое-то грустное очарование в снегопаде, думала она, в неповторимости, красоте каждой отдельной резной снежинки, которая, находясь полностью во власти ветра, кружится, волнуется, движется, но так или иначе оказывается частичкой снежного покрова, частью чего-то целого, монолитного.
Как и человек, решила она, сравнив. Он рождается, мечется, совершает разные поступки, ошибается, исправляет — и так всю жизнь, чтобы прийти в конце концов к печальной неподвижности. Но все-таки сравнение не совсем точно, поправила она себя. Ведь люди в отличие от пассивных снежинок могут, совершая поступки, выбирать направление своего перемещения, жить там, где им нравится.
Мада вздохнула и отошла от окна, постепенно возвращаясь в реальность. Ее комната, мягко освещенная изнутри неярким светом, почти тонула в полумраке. Она включила контрольный индикатор часов; сверкнув ярким пятном, он напомнил, что в ее распоряжении осталось лишь около получаса до начала обеда. Она отмахнулась от него и приблизилась к большому зеркалу, укрепленному в стене.
Шелковая рубашка бесшумно упала к ее ногам. Ноги были длинными, изящными, хорошей формы, начиная от тонких лодыжек и кончая сильными округлыми бедрами. Зеркало отражало всю ее стройную фигуру, подчеркнуто тонкую талию, великолепную высокую грудь и женственную мягкость плеч. Она провела руками по бархатистой коже груди и изгибу шеи…
Часы, просигналив, снова напомнили ей о распорядке; через два часа начнется заседание Совета. Только Варгасу может прийти в голову созывать Совет в столь неудобное время! Он становится все более беспокойным и странным день ото дня; Мада решила, что Совет прекрасно может состояться и без ее участия. Это будет не первое и, она знала наверняка, не последнее заседание, которое она пропустит. Вечером у нее есть более неотложные дела, требующие ее участия.
Мада медленно отошла от зеркала, поймав себя на способности заниматься самолюбованием. Интересно, подумала она, многим ли женщинам нравится их тело или большинство испытывает разочарование?
Тщательно одевшись, она вышла из комнаты и сразу же столкнулась с Креллом; его лицо было взволнованным, немного испуганным, и он явно поджидал ее здесь, в переходе. Стены здесь были декорированы панелями, украшенными сюжетами из жизни людей древних времен: охота, войны и сила. Такие мужественные лица и тела вокруг лишь подчеркнули слабость, беспомощность и ничтожность Крелла.
— Я очень беспокоюсь, Мада, — произнес он. — Может нам следует все переиграть и отменить?
— Отменить вечер, встречу? Почему?
— Брекла не приедет. Мармот позвонил и сказал, что задержится на неопределенное время; Дехнар…
— Это — трусость, — прервала она его. — И в этом ты весь, Иган. Иногда для меня становится загадкой, как ты вообще завоевал свое место в Совете.
— Но это же совсем другое! Ведь сегодня состоится заседание, а нас не будет. Может, все же нам стоит перенести свое мероприятие?
Да, размышляла Мада, разглядывая его лицо, он собирается улизнуть в кусты, отступить в сторону, что безопасней. Подождать, пересидеть и посмотреть, что из всего этого выйдет. Он похож на трусливо прячущегося кролика, решила она. Неужели она когда-то любила его?
— Ты просто глуп, — сказала она веско. — Ты позволяешь своему воображению слишком далеко уводить себя в сторону. Что следует из того факта, что кто-то не сможет быть на нашем вечере? У нас просто обычный званый вечер; друзья собираются, чтобы получить удовольствие от общения, музыки, танцев. Что пугает тебя?
— Но…
— Даже если мы в наших разговорах коснемся темы власти, Технарха — что в этом криминального? Мы все — члены Верховного Совета и имеем полное право обсуждать между собой любые темы в любом месте. Но сегодня не это главное; мы просто собираемся на дружескую вечеринку. И все!
— За нами могут следить, — проговорил он почти шепотом, — у Варгаса полно доносчиков повсюду. Если он узнает, что мы собирались, это только вызовет у него подозрения.
— Он и так не страдает отсутствием подозрительности.
Она опустила свою руку и слегка пожала руку Крелла, ободряя его. Они направились вниз по эстакаде, которая вела в зал для вечерних приемов.
— А если мы неожиданно отменим свой вечер без явных на то причин, — продолжила она свою мысль, — то именно тогда у Варгаса будут все основания для худших подозрений… А теперь улыбайся! — приказала она. — Ведь ты же хозяин и принимаешь гостей. Будь веселым и остроумным!
Зал, в котором они оказались, был красиво и со вкусом украшен и обставлен; декоративные выпуклые панно, матовые стены, мягкая мебель, серебро светильников… — комната мерцала и переливалась, свет играл и переливался, отражаясь от хрусталя и серебра. И все это дополнял огромный камин, пламя которого подчеркивало и дополняло белоснежный покров, видневшийся сквозь огромные окна. В комнате стоял легкий запах горящего дерева; звучала нежная мелодия, напоминавшая шелест леса и ветра.
