Но зато и сами союзнички, по законам исторической справедливости, своё получили. Так получили, что от души умылись кровавыми соплями!
Утопив германские крейсера, они через год не пролили бы море собственной крови, пытаясь штурмовать укрепления Дарданелл. Русский десант на Босфоре, не имея противодействия на коммуникациях, спокойно дошёл бы до Седдюльбахира и Кумкале[183], освободив союзникам 18 линкоров, 12 крейсеров, 40 эсминцев и полумиллионную армейскую группировку[184] для действий на других театрах. Глядишь, бессмысленная война закончилась бы годом, а то и двумя раньше.
Но занятие союзной Россией Проливов казалось англо-французам страшнее, чем тяжелейшее поражение от общего врага. Ну так и теперь не жалуйтесь, господа.
Император широким жестом расправил усы.
— Мы обо всём договорились, мистер Уоллес? От вас, по сути, ничего не требуется. Пресса пусть болтает, что хочет, служба у неё такая. А вот Кабинет её Величества отныне, перед тем, как предпринять какое-либо действие на арене внешней политики, пусть предварительно осведомится о его разумности и своевременности у нашего посла в Лондоне, барона Гирса. Если что посерьёзнее — можете и прямо мне звонить. А то приезжайте, рыбалка тут у нас на Валдайской возвышенности хорошая. Главное, при разумном поведении пять-десять спокойных лет в нынешнем кресле я вам гарантирую… Россия своих друзей не сдаёт.
Вчерашний день получился невероятно длинный и страшно насыщенный всяческими событиями. Большинству так называемых «простых людей» за всю жизнь столько переживать не приходилось, за исключением участников главных событий мировых войн. Да и то далеко не всем.
Сегодняшний, напротив, казался пустым — после разговора Сильвии с президентом делать было как бы и нечего. Девушки гуляют в Москве и до вечера едва ли вернутся. А чем заняться остальным? Фёст подумал и решил, что обстановка вполне позволяет встретиться с Воловичем и кое-кем ещё из журналистской братии. Поделиться собственной информацией, а главное — выяснить, что творится внутри так называемого «экспертного сообщества», как оно намерено реагировать на происходящее. Особенно его интересовали каналы связи Михаила с преступным миром. С помощью Шара выяснить это можно было в несколько минут, но в личной беседе — интереснее. Машина — она и есть машина, а когда глядишь человеку глаза в глаза, ловишь его реакцию на только что сказанное слово, догадываешься, что может значить та или иная интонация, — совсем другой получается коленкор.
Секонд и Сильвия удалились на другую половину квартиры, прямо связанную с две тысячи десятым годом императорской России. Так леди Спенсер показалось удобнее.
И Ляхову-второму опять немедленно стало легче. По всем показателям, лучше даже, чем после воздействия гомеостата. Дома — одно слово.
— Как хотите, леди Си, но не могу я к вам обращаться по имени, — сказал Вадим, садясь в просторное кожаное кресло у письменного стола в переполненном книгами кабинете. Сколько значительных людей до него здесь сидело. — Вот прямо требуется отчество, иначе ничего не получается…
— Старухой я тебе кажусь? — без всякой посторонней эмоции спросила Сильвия.
— Ни в жисть! А так складывается. Не хотите назвать имя своего уважаемого папаши — не надо. Давайте я вас буду называть Сильвия Артуровна?
— Забавно. — Она посмотрела на него чуть по-другому. — А почему?
— Чёрт его знает. Король Артур на память пришёл, да в детстве у меня была подружка с таким отчеством, отдалённо на вас похожая кое-какими манерами…
Сильвия рассмеялась серебристо.
— Хочешь — называй. Тем более что моего гипотетического отца действительно звали Артуром. Лорд Артур Гедеон Филип Дормер Стенхоп Спенсер. Если полностью. Это у тебя ясновидение, озарение или как?
Ляхов тоже улыбнулся, облегчённо. Странным образом эта тема его беспокоила, а теперь — отпустило.
— Как хотите думайте. Но ведь интересно?
— Более чем… Слушай, может, мы с тобой тоже куда-нибудь сходим? В ресторан пообедать, например. Давно в здешних кабаках не была, — предложила Сильвия, рассеянно глядя в потолок.
— Почему бы и нет? Для меня будет большая честь. И местечки уютные есть на примете…
— Тогда посиди, поскучай…
Сильвия вышла из кабинета. Квартира была устроена по старым архитектурным принципам. Больше половины комнат — смежные, в каждой по несколько дверей, ведущих в общий длинный коридор и прилегающие помещения. В советской малогабаритке при такой планировке мебель ставить было бы некуда, а здесь — нормально, на всё стен и простенков хватало.
Между двумя книжными шкафами, прямо напротив кресла, где сидел и дымил сигареткой Ляхов, — двустворчатая дверь в спальню, выбранную для себя Сильвией, хозяйкой этой секции. Там она и начала переодеваться из наряда, в котором беседовала с президентом, в более удобное, домашнее платье.
То ли случайно, то ли специально леди Спенсер приоткрыла зеркальную створку шифоньера так, что Вадиму было видно её отражение и большая часть спальни, с разбросанными в беспорядке предметами туалета, девятнадцатого века и нынешнего. К числу аккуратисток леди явно не относилась, привыкла, что её постоянно окружают многочисленные горничные и камеристки. И приберут, и подадут, и корсет зашнуруют.
Сильвия точно так же отбросила на ковёр жакет, блузку, потянула через голову юбку.
Уж никак этой женщине не дашь её то ли сто сорок, то ли сто пятьдесят лет. Тридцать пять от силы. Самый прекрасный возраст, когда всё сошлось — и красота неувядшая, и ум, и опыт… Как говорил всем известный профессор Выбегало: «Она, значить, хочет всё, что может, и может всё, что хочет!»
Что касается фигуры Сильвии Артуровны — снимай и помещай без всякой ретуши на обложку самого престижного мужского журнала. Обосновавшись на жительство в викторианской Англии, она, похоже, многое потеряла. Там ничем не блеснёшь в свете, кроме как тонкостью талии и глубиной выреза декольте.
Леди раздевалась не спеша, обстоятельно, давая возможность рассмотреть себя в любой из тщательно продуманных поз. Секонд несколько раз непроизвольно сглотнул слюну, не отрываясь от лично для него устроенного представления.
Сняв абсолютно всё, она так же не спеша начала выбирать подходящий наряд из десятков платьев и костюмов именно этой эпохи, развешанных на плечиках. Наконец остановилась на ярком, но одновременно весьма элегантном платье, приложила к телу, прикидывая, хорошо ли будет, поправила причёску и вдруг от души рассмеялась, скорчила забавную гримасу, резко повернулась и вышла в дверной проём, подбоченившись и отставив в сторону ножку.
