Вид этого Жермена Петье несколько меня успокоил. Честно говоря, после всего услышанного о строгости порядков в интернате я настроился увидеть здесь либо сурового мужика с повадками армейского сержанта, либо мегеру-гестаповку, ведущую себя как тюремная надзирательница.
— Жермен, — Роберт, держа меня за плечо, подвел меня к Петье и пожал протянутую руку.
— Роберт, очень рад снова видеть вас. А это тот самый молодой человек, о котором мы говорили?
— Да, это Димитрис. Сын моего доброго друга Владимира Войцеховского.
Разглядывая меня с восхищением, словно какое-то произведение искусства, Петье улыбнулся такой широкой и искренней улыбкой, что мне аж стало неловко.
— Очень приятно познакомиться с вами, господин Петье, — вежливо произнес я, тоже протянув ему руку, от чего тот неожиданно смутился.
— О, ну что ты, мой юный друг, с воспитателями рукопожатием здороваться не принято, — так же мило улыбаясь, заметил он, не глядя на мою протянутую руку. — Ну ничего. Я уверен, ты очень быстро всему научишься.
Не очень-то поняв, в чем дело, я убрал руку.
— Итак, Роберт, я могу принять молодого человека под свою опеку?
— Да, конечно, — Ленц вздохнул, все еще держа меня за плечо. — Жаль, конечно, что мне удалось провести так мало времени с сыном моего дорогого друга. Но увы, таковы правила.
— Да, это вы очень верно сказали, — хихикнул Петье. — Раз уж вы сами заговорили о правилах, то я должен попросить вас, как поручителя, поставить здесь вашу электронную подпись. Это то, о чем мы говорили.
— Да, конечно, конечно.
Ленц рассеянно приложил свой палец к голографическому экрану, спроецированному с сетчаточника Жермена, дождавшись, пока компьютер подтвердит действительность его подписи под электронным документом.
— Вы позаботитесь о Димитрисе, Жермен?
— Не беспокойтесь, — все так же мило улыбаясь, заверил он. — В «Вознесении» мы отлично знаем, как обходиться с молодыми людьми, чтобы они стали достойными членами нашего общества. Когда вы снова увидите нашего юного друга после выпуска, вы его не узнаете.
Последняя фраза меня несколько насторожила. Я внимательно вгляделся в улыбку Петье, и вдруг понял, что она является таким же атрибутом стиля, как очки и портфель: она не имела ничего общего с эмоциями. От этого мне стало немного не по себе.
Я обернулся к Роберту, словно собираясь что-то ему сказать, но в то же время я понимал, что уже слишком поздно для каких-то новых слов и решений. Усилием воли я заставил себя отринуть беспочвенное волнение и успокоиться. В конце концов, я мужчина.
— До свидания, Роберт, — твердо произнес я.
— Счастливо. Не забудь со мной связаться, как только сможешь. И вот еще что. Удачи тебе в новом мире, Димитрис! — пожав мне руку и тепло улыбнувшись, пожелал Роберт.
Глава 3
Знакомство с Жерменом Петье стало моим первым уроком, полученным в «Вознесении», несмотря на то, что я еще даже не перешагнул порог интерната. Я еще находился в шумной кофейне в центре Сиднея, спина Роберта Ленца только-только скрылась за дверью, а я уже ощутил себя так неуютно, будто на меня надели арестантские браслеты.
Я потрясав головой, попытавшись рассеять это наваждение. Повернувшись к Петье и взглянув в его большие добрые глаза, я открыл было рот, чтобы нарушить тягостное молчание каким-то тривиальным вопросом. Но педагог, не переставая широко улыбаться, остановил меня движением ладони, игриво подмигнув, затем не спеша отпил чай из чашечки, и лишь тогда зашелестела его мягкая речь:
— Позволь мне, мой юный друг. Давай начнем наше общение с того, что я объясню тебе несколько важных вещей, а ты внимательно меня послушаешь. Договорились? Сеть «Вознесение» существует не первый день. У нас очень хорошо продуманная, проверенная опытом учебная программа. Все, что будет происходить с тобой, все что ты узнаешь, увидишь и услышишь — все это элементы нашей программы, и каждому из них будет свое место, свое время.
Заерзав на стуле, я неуверенно кивнул в ответ на эти не слишком понятные высокопарные фразы. Из обращения «мой юный друг» я заключил, что Петье, как и многие прежде, не расслышал или не запомнил мое не совсем обычное имя, но стесняется переспросить.
Чтобы развеять неловкость, я решил уточнить:
— Меня зовут Ди-ми-трис, — по слогам произнес я, улыбнувшись. — Это греческое имя, его сложно запомнить. Мои родители называли меня так в честь…
— Ты завтракал сегодня? Может быть, ты хочешь есть? — очень доброжелательным тоном перебил меня Петье.
— Нет, благодарю.
— Ты забыл о первом моем вопросе, — улыбка преподавателя стала еще шире. — Повторюсь: ты завтракал сегодня?
— Да, — буркнул я, удивленно подняв брови.
— Вот так-то лучше, юноша. Отлично! — вид у Петье был такой довольный, будто он научил обезьянку жонглировать. — Будет просто замечательно, если ты научишься этому качеству: правильно отвечать на вопросы. А также: слушать больше, чем говорить и не задавать вопросов, пока не научишься их правильно поставить. Ведь это совершенно логично! Подумай сам. Ты пришел к нам, чтобы получить воспитание. А мы приняли тебя, потому что знаем, как тебя воспитать и чему научить. Так разве может быть инициатива на твоей стороне? Нет, конечно! Мы поведем тебя. А ты должен будешь следовать за нами. Так это устроено. Ведь что означает слово «образование»? Оно означает — формирование личности. А личность создается как скульптура: лишнее отсекается, и исходному материалу придается прекрасная форма. И лишь скульптору ведома конечная задумка, а материал должен быть мягок и податлив…
Видя, что я хмурюсь все сильнее, особенно после незадачливого сравнения меня с материалом, Жермен вдруг прервал свою речь, лучезарно на меня посмотрел, сделал еще глоток чаю, а затем засмеялся и заученным движением без чувств потрепал меня по волосам:
— Что ж, довольно мне утомлять тебя лекциями — их тебе предстоит услышать множество. Давай начнем со знакомства. Меня зовут Жермен Петье. Я работаю в Четвертом специальном интернате «Вознесения» заведующим по воспитательной работе. Это очень почетная и ответственная работа. Даже более ответственная, чем преподавание наук. Ведь я должен дать ученикам нечто большее, чем знания и умения: я должен дать им правильное воспитание. Духовность. А это более тонкая материя, чем ты можешь себе представить. Итак, мы теперь знакомы. А теперь представься ты.
— Но вы ведь уже знаете, как меня зовут! — напомнил я, не сумев скрыть свое раздражение.
Петье посмотрел на меня с легким укором, досадливо цокнул языком и даже хлопнул себя ладонью по лбу.
— Забыл. Прости меня за мою забывчивость!
— Ничего страшного…
— … я совсем забыл объяснить тебе правило, которое ты должен знать, общаясь с воспитателями и работниками администрации интерната. Ты должен обращаться к ним: «сэр». Или «мэм», к женщинам. Совсем несложно, правда? Повтори-ка: «С-э-р». «М-э-м».
Я недоверчиво посмотрел на Петье, растягивающего слова, будто он говорит с трехлетним ребенком, пытаясь понять, глумится ли он надо мной или действительно держит за кретина. Видя, что он не устает выжидающе смотреть на меня, я произнес:
— Я не идиот… сэр.
Снова вздох, и снова печальная улыбка.
— Нет, так не пойдет! — всплеснул он в ладоши. — Ладно. Похоже, мне придется повести нашу беседу немного иначе. Итак, я замечательно знаю кто ты, юноша. Если ты находишься здесь, чтобы я проводил тебя в стены интерната, это означает, что наш педагогический совет внимательнейшим образом изучил всю информацию о тебе и составил твою предварительную характеристику. Я не хочу, чтобы ты испытывал иллюзии. Специнтернат «Вознесения» — это не то место, куда можно попасть по чьей-либо протекции. Ты был записан в число абитуриентов лишь потому, что в тебе увидели определенные задатки. Но есть важный нюанс — мы не принимаем к себе состоявшихся личностей. Мы принимаем к себе учеников, чтобы сделать их личностями.
