один из солдат войск связи в каждой роте, была присоединена к телефонному аппарату. К сожалению, приказ действовать в противогазах всё усложнял: Пауилну приходилось полагаться на знание связистами армейского сигнального кода из точек и тире. Сейчас мастер-сержант, худощавый парень в возрасте дуодуазунлетия 29, смотревшийся нелепо в сползшей набок каске, сидел с карандашом и листком бумаги у телефонно-телеграфного аппарата. С предельным вниманием следя за вспышками сигнальной лампочки – длинными и короткими, – он записывал получаемые из зоны ДПФ сообщения.
– Читай сразу же, как запишешь! – потребовал Пауилн и жестом отдал приказ второй роте: вперёд. Едва солдаты отправились на встречу с неизвестным, он стал прислушиваться к голосу связиста.
– «Большая территория… гораздо больше, чем выглядит снаружи… иной рельеф и климат… странный воздух… пригоден для дыхания… Прошу разрешения снять противогазы…».
– Запрещаю! – отрубил Пауилн. Новость о том, что пространство внутри гораздо больше площади, занимаемой ДПФ на заброшенной ферме, совершенно выбила его из колеи, и сейчас он лихорадочно соображал, что предпринять.
– Подключи немедленно штаб полка. Пусть будут в курсе! Сообщения из зоны ДПФ записывай, они могут пригодиться! – Целиком сосредоточенный на работе, мастер-сержант буркнул: «Есть!», – и начал медленно вращать ручку, обеспечивающую прокрутку катушки с намагниченной проволокой, на которую записывался разговор.
Пауилн с минуту, словно заворожённый, следил за его движениями и описаниями ничего не значащих деталей потустороннего мира – «совершенно неземной ландшафт… вокруг нас воздух местами расцвечен сиреневым и фиолетовым… наблюдаем явления, похожие на маленькие вихри… противника в поле зрения не обнаружено…».
– Пусть закрепляются! – выдохнул Пауилн. Решение это, к которому его принуждала сама обстановка, стало неизбежным. Весь план операции оказался совершенно бесполезным и неэффективным. Приходилось спешно скорректировать его в связи с совершенно непредвиденными обстоятельствами, реалиями, которые оказались весьма далеки от их, наивных во всех отношениях, планов.
– Вторая рота вступила в визуальный контакт с первой!
– Отлично! – почти выкрикнул Пауилн. – Пусть занимают смежный участок! Наша линия должна принять форму полумесяца!
Бросив взгляд на наручные часы, майор приказал третьей роте идти вперёд. Вслед за ними предстояло выдвигаться и ему, а также подразделениям связи, входящими в штабной взвод, и трём станковым пулемётам из батальонного взвода тяжёлого оружия – их Пауилн решил оставить при себе в качестве резерва.
Сняв каску, он уже потянулся было за противогазом, однако что-то в поведении склонившегося над телефоном штаб-сержанта остановило его. Поза связиста, выражение внезапно побледневшего лица, дрожь руки, выводящей буквы – всё свидетельствовало о том, что по ту сторону непроницаемого для людского взора алого барьера творилось нечто непредсказуемое. Непредсказуемое и ужасное.
– Что случилось? – Вместо ответа связист протянул майору лист бумаги, вырванный из простого клеёнчатого блокнота, на котором, под более ранними надписями, карандашом было выведено: «Рядовой Одсли погиб, пытаясь дотронуться до одного из вихрей. Он бесследно исчез».
Пауилн, проклиная всё на свете, а особенно – глупость покойного Одсли, сунувшего голову в пасть льву, расстегнул противогазную сумку. Резиновую маску он натягивал уже на ходу. Следуя примеру командира, батальонные подразделения поддержки двинулись за ним по пятам; в противогазах они напоминали причудливых, фантастических существ с серыми лицами и такого же цвета прорезиненными хоботами, достигающими пояса. Незабываемое впечатление производил мастер-сержант-связист, пытавшийся одновременно делать сразу три дела: шагать ускоренным шагом, одевать противогаз и записывать получаемые сообщения. Тем не менее, ему посчастливилось преуспеть в исполнении этой нелёгкой задачи, и он лишь на несколько шагов отстал от Пауилна.
Майор почти бежал. Стёкла противогаза моментально запотели, и, как он ни тёр их, ничего не помогало – проклятая испарина выступила на внутренней стороне, а не на внешней. Резиновая маска сжала лицо, словно гигантская присоска; у Пауилна возникло ощущение, будто его заживо положили в гроб – настолько скованны были мышцы лица и ограничен доступ кислорода и зрительных ощущений.
Он пробирался вперёд едва ли не наощупь и почти на каждом шагу спотыкался; его чертыханья, искажённые противогазом, стали нечленораздельными, хотя подчинённые, и сами испытывавшие подобные затруднения, конечно, догадывались о содержании этих фраз. Один из них, сержант-пулемётчик, подскочил к Пауилну и, приподняв маску, попросил разрешить снять противогазы.
Пауилн в этот момент страстно желал только одного: снять проклятую маску, которая буквально душила его – и не мог этого сделать. Причём дисциплина, впитавшаяся за десятилетия службы в плоть и кровь майора, была лишь отчасти тому причиной: он испытывал страх, самый настоящий первобытный страх перед неведомыми духами, которые могут околдовать его и похитить бессмертную душу. Страх этот, в котором он отказывался признаться даже самому себе, стал источником постепенно закипающего гнева, способного заглушить любые эмоции.
Ярость стала тем, что позволило Пауилну преодолеть боль. Выхватив револьвер, он потряс им перед лицом пулемётчика, красноречиво давая понять, что думает о его просьбе. В таких случаях полагалось пользоваться специально разработанным для армии языком жестов, однако Пауилн, которого, как на грех, подвела память, избрал более простой путь прямой угрозы. С искренним злорадством он наблюдал, как страх появляется в глазах сержанта; только что Пауилн сам не знал, как спастись от дрожи в коленях, сейчас же сам испытывал физическое удовлетворение оттого, что смог напугать кого-то даже больше, чем роковой ДПФ.
В следующее мгновение всё переменилось. Что-то, будто заговорившее с ним в самых глубинах сознания, разбудило дремавшие участки коры головного мозга, ответственные за способности психики, обычно именуемые шестым чувством, и вызвало мощный импульс, принудивший Пауилна вздрогнуть всем телом. Что-то смертельно опасное и вместе с тем бесконечно нечестивое, что-то чуждое самой природе человека скрывалось за стеной багрового тумана.
Пауилн замер, как случалось в юности, когда ему, ученику выпускного класса гимназии, предстояло прыгнуть с дуодуазфутовой 30 вышки. Это событие стало настоящим испытанием для его мужества. Подобно другим подросткам, Пауилн долго колебался перед лицом того, что выглядело как неизбежная смерть – с такой высоты поверхность воды внизу казалась ничем не ближе Северного полюса; казалось, она ни за что не сможет смягчить жестокий удар в момент входа в воду. Совершенно очевидным казался факт, что невозможно попасть в то, что выглядело слишком маленькой лужицей, со всех сторон окружённой бетоном. Однако стоило, собрав свою волю в кулак, шагнуть вперёд – и он испытал ни с чем не сравнимое наслаждение, вызванное полётом.
Душевный трепет, сменившийся жёстким ударом и освежающей прохладой, остался в его памяти на всю жизнь, равно как и ощущение того, что он превращается в мужчину.
Пауилн вновь посмотрел на мглу цвета крови: несомненно, и здесь всё обстояло так же. Перейдя эту границу, он может переродиться, изменения, затронув мощные пласты подсознания, возможно,
