Всякая упорядоченная система возникает из хаоса. Путем случайного стечения обстоятельств. Или кажущегося случайным. Если предыдущий тезис имеет право на существование, отчего бы не допустить, что сам хаос осознанно и кропотливо генерируется некой внесистемной субстанцией? Упорядоченной в высшей степени?
Именно на этом допущении строятся религиозные и философские доктрины. А также теории заговоров.
Заседание мирового правительства. Помещение ограничено двумя стенами, сложенными из булыжника и двумя тяжелыми кулисами. Кулисы пошиты из плотного бархата. За одной из них — яркий солнечный день обычного мира. Как бы ни был плотен бархат, свет умудряется обозначить свое закулисное присутствие. По кулисе, словно по экрану театра теней, мечутся в броуновском движении силуэты людей, автомобилей, самолетов, каких-то животных и птиц… Всего, что способно передвигаться.
За другой кулисой пляшут языки пламени. По всей видимости, огонь весьма мощный. Пламя издает уверенный и ровный низкий гул. Похожий на прощальный гудок отшвартовавшегося от причала океанского корабля. На тот гудок, который, застав в расплох, расплющивает в арабскую лепешку сердце и переворачивает нутро. Но гул пламени, в отличии от гудка, бесконечен и непрерывен. Где-то там, за сплошной стеной огня, угадывается монументальная фигура. Имеющая к происходящему самое непосредственное отношение.
Слово берет председательствующий. Слишком спокойно стало в Северной Африке. Недопустимо спокойно. Необходимы решительные меры. Предполагаемый расход человеко-единиц — две тысячи душ.
«Мало!» — раздается громоподобный голос из-за огненной кулисы. Где-то под панцирем литосферы из раскаленного до бела киселя земной мантии вырывается жирный протуберанец. Мировой океан, почувствовав кислую изжогу, звонко икает. Восточное побережье Японии лежит в руинах, оставленных после себя чудо-волной цунами.
Ни хрена ж себе, бабочка…
«Накинем, Ваше Хвостейшество, накинем!»
Если в Амазонии вымирает еще даже не открытое индейское племя, в этом, вне всякого сомнения, виноват еврейский портной из Бердичева, криво наложивший стежок на заказанных к гойской свадьбе штанах жениха.
Случайность и закономерность в действительности друг друга не исключают. Стоит произойти предопределенному каким бы то ни было действием событию, случайность тут как тут. Баланс должен быть соблюден.
«Мой учитель кун-фу говорит, что самое главное в нем — это основательно набитые костяшки.»
«Видимо, кун-фу моего учителя круче, чем кун-фу твоего. Ибо он говорит, что самое главное в кун-фу — это равновесие…»
Европу накрывает гигантское облако вулканического пепла. Льют черные дожди. Глупые птицы, залетев слишком высоко и задохнувшись, замертво падают на мостовые. Нет худа без добра. Кое-где частично решена проблема с в конец оборзевшими голубями. Бронзовые статуи гениев и проходимцев прежних времен воздают хвалу небесам. Люди, нацепив респираторы, по чем зря костерят мать-природу. Самые осведомленные значительно конкретней в своих претензиях. «Сучье насекомое! — сетуют они — Чтоб тебе пусто было!»
Не сомневайтесь, пустее некуда.
Стриж замечает среди луговых цветов шевеление чего-то живого. Замечает периферийным зрением. Выслеживать это шевеление намеренно у него и в мыслях не было. Он даже не голоден. Но инстинкт говорит ему: запас не повредит. Один крутой вираж, одно молниеносное пике, — и злокозненная капустница, едва сложив крылышки, ставшие первопричиной стольких напастей, исчезает в птичьем зобу.
Случайность и закономерность — суть одно и то же. Какой ярлык наклеить, зависит от угла обзора и способа восприятия.
Пешеходная эстакада над скоростной магистралью. Между многорядными полосами встречного движения — широкая разделительная. Ярдов двадцать. На разделительной ведутся строительные работы. Строят, скорее всего, платформу для рекламных площадей. Специальная техника вколачивает в грунт трубы-сваи. По эстакаде идет прохожий. Идет, никуда не торопясь. У человека нет никакого определенного маршрута. Возможно, просто разминает ноги. Которые несут его туда, куда глаза глядят. Человека заинтересовывает строительство внизу. Он останавливается посреди эстакады и смотрит, облокотившись на ограждение, как сваи одна за одной утверждаются в земле. Два бетонных сегмента ограждения рядом с ним заменены временными, пластмассовыми. Ближайший из них совсем не закреплен. Просто создает видимость безопасности. Наличие в любом коллективе раздолбая, манкирующего служебными обязанностями, вполне закономерно..
Сваезабивающая машина движется к эстакаде. Удар тяжелого молота — облако песчаной пыли — новая свая на своем месте. Неожиданный порыв ветра подхватывает песчаное облако, вздымает его вверх и швыряет прямо в лицо стоящего на эстакаде человека. Песок забивает человеку глаза. Человек чертыхается, трет их руками. Потеряв ориентацию, делает два шага влево. Неглубокая выбоина в асфальте. Попав в нее, ступня человека подворачивается. Человек теряет равновесие и всем телом заваливается на не закрепленный пластмассовый сегмент ограждения. Летит вместе с ним вниз. Эстакада не очень-то высока, футов двадцать. Слой песка довольно глубок и рыхл. Упав с такой высоты и на такую подстилку можно остаться в живых. Не исключена вероятность отделаться парой ушибов. С человеком так и происходит. Он падает на бок. Всего лишь перелом ключицы и вывих предплечья. Сейчас он очухается, встанет и пойдет искать ближайшую больницу. Не тут-то было. Управляемая автономной программой машина для забивания свай уже нависла над ним. Секунда — и очередная свая вколочена. Сквозь грудину человека она прошла, практически не встретив сопротивления. Нелепая, случайная смерть…
«Упс!» — говорит сам себе ангел, откуда-то сверху наблюдающий эту картину.
Все допустимо. Завтра продолжим.
Небоскреб ангелу полюбился. Нехитрое житейское правило: если где-нибудь однажды тебе улыбнулась удача, хорошенько запомни это место. Старайся возвращаться туда как можно чаще. Вопреки сложившемуся стереотипу, в основе которого лежит наипошлейшая поэтическая метафора, удача — вовсе не птица. Она — тупорылая рыба. Из тех пород, которые всю жизнь могут прошляться где угодно, однако на нерест идут в одну и только в одну реку. Пусть в других реках и вода почище, и пожирателей икры поменьше — рыба, не взирая на всевозможные препоны, движется к единственному существующему в ее реликтовых примитивных мозгах истоку. Перепрыгивает через перекаты. Брюхом цепляет дно на мелководьях. Но неизменно добирается до пункта назначения и сбрасывает свой драгоценный груз. Самый сытый из всех любителей полакомиться рыбешкой — тот, кто вовремя окажется в конечной точке великого рыбьего паломничества. Ему не нужно прикладывать никаких сил. Не нужно напрягать никаких мышц, за исключением отвечающих за жевание. Рыба сдается тебе сама, без боя. Радостно. Даже в очередь иной раз выстраивается. Все одно — помирать. Биологическая программа выполнена. Чем быстрее, тем лучше. Кому-то непременно повезет. Почему бы и не тебе?
