– Все.
– И сколько из них вы можете дать нам?
– Могу предоставить вам две больших субмарины, размером примерно с крейсер класса «Каррак», и четыре меньших.
– Добавьте еще две больших и мы заключим сделку, – сказал Хэн.
Улыбка адмирала стала еще шире.
– Какую сделку? Вы еще ничего не предлагали.
– Мы предлагаем вам гарантию, – сказала Лейя. – Гарантию того, что вы победите на выборах. Вы увидите, как большинство проголосует за вас.
– Заметано, – согласилась адмирал. – Как только я войду в кабинет председателя, вы получите свои восемь субмарин.
Она протянула руку, и Хэн с Лейей по очереди пожали ее.
Когда они покинули штаб адмирала, Лейя спросила:
– Итак, ты все-таки выторговал что-то за нашу помощь, в то время как мы ничего за нее не ожидали. Но что мы будем делать с восемью субмаринами, которые нам не нужны? Какую пользу они могут принести нам?
Хэн улыбнулся своей знаменитой улыбкой.
– Огромную пользу.
– Не соблаговолишь ли сообщить, что ты придумал?
– Во-первых, когда мы получим транспорт для перевозки субмарин, мы оставим одну большую субмарину и одну маленькую здесь в ближайшем крупном водоеме и не будем сообщать об этом нашей милой старушке-адмиралу.
– Зачем?
– Ты собралась организовывать ячейки сопротивления в крупных городах, а базы для них будут оборудоваться в пещерах, неиспользуемых подземных резервуарах, в любых подходящих местах, которые найдут агенты. Но эти подводные лодки, хоть они и старые, тоже могут служить базами. И еще их можно использовать для поиска пещер, в которые можно проникнуть только под водой. Вряд ли под водой найдутся цели для их оружия, это будут просто мобильные базы.
– Ах вот что… – она улыбнулась, одобрив идею.
– И как ты намерена сделать это?
– Что сделать?
– Фальсифицировать выборы.
– Даже не знаю, Хэн. До этого мне никогда не приходилось этого делать.
Хэн вздохнул.
– Придумай что-нибудь. По крайней мере, ты в этом лучше разбираешься. Или я отберу у тебя лицензию мошенника.
Борлейас
Джаг сидел, прислонившись к борту своего «Нсисса» и изучал данные на экране монитора. В ангаре было довольно тихо, только из дальнего угла, где работали механики, доносились ругательства. Джаг был не настолько поглощен изучением информации, чтобы не заметить пару ног в ботинках, появившихся перед ним.
Подняв голову, он увидел синее лицо Шаункир Нуруодо. Офицер-чисс была его ведомым, когда их эскадрилья прибыла на помощь Новой Республике в начале войны с йуужань-вонгами, его единственным товарищем во время его последнего возвращения, и его заместителем, когда он организовал эскадрилью «Авангард» на Хэйпсе. Сейчас, когда он летал с «Солнцами-Близнецами», она командовала «Авангардом».
– Полковник, могу я присесть?
– Конечно.
Скрестив ноги, она села напротив него.
– Я слышал, что эскадрилья «Авангард» признана элитной частью, – сказал Джаг. – Вы теперь будете действовать вместе с нами. Поздравляю.
– Это просто вопрос тренировки, мотивации и дисциплины, – Шаункир пожала плечами. – Я пришла к вам потому, что было бы неуместно с моей стороны отказаться от повышения, не поговорив с вами.
– Почему вы должны отказаться?
– Потому, что я не могу оставаться здесь, и вы тоже. Нам пора возвращаться.
– Объясните.
– Мы вернулись сюда, чтобы оценить угрозу, которую могут представлять йуужань-вонги Империуму Чиссов. Теперь мы должны вернуться назад и доставить командованию Оборонительного Флота полученную информацию.
Джаг спокойно посмотрел на нее. Он ждал, что когда-нибудь этот конфликт произойдет.
– И что вы намерены доложить командованию?
– Что йуужань-вонги представляют значительную угрозу для нас, для Империи, и для всех, кто на них не похож. Что Новая Республика потерпела поражение на всех фронтах, и что война Империума Чиссов с йуужань-вонгами – только вопрос времени.
– Я согласен с вашими заключениями.
– Тогда мы должны отправляться.
Джаг встряхнул головой.
– Я пришел к дополнительным заключениям, которые предполагают, что мы должны остаться.
– Могу я услышать о них?
– Я пришел к выводу, что боевые действия здесь, на Борлейас, являются безошибочной проверкой решительности и характера йуужань-вонгов. Только увидев, как закончится эта кампания, мы сможем закончить анализ противника, с которым предстоит столкнуться нашему народу.
– Так вы намерены вернуться в пространство чиссов после падения Борлейас?
– Нет.
– Тогда я вас не понимаю.
– Я еще не рассказал вам обо всех своих выводах. Я обнаружил, что мое присутствие здесь оказывает определенное влияние на события, и прекратить участие в этой кампании означает не только затруднить ее для наших союзников, но и в конечном счете причинить вред нашему народу, потому что любой противник, которого я здесь уничтожу, это противник, который не сможет сражаться с нами в будущем.
– Вы вообще не намерены возвращаться?
– Я вернусь… потом.
Шаункир молча обдумывала его слова. Ругань механиков в дальнем углу зазвучала с неожиданной громкостью.
– Могу я говорить свободно? Как пилот с пилотом?
– Конечно.
– Я думаю, что эмоции мешают вашему здравому суждению. Ради желания быть вместе с Джейной Соло вы намереваетесь нарушить долг. Но вы обязаны служить только нашему народу.
– Так ли это?
– Вы давали клятву в верности и повиновении.
– Иногда бывает так, что путь верности расходится с путем повиновения.
– Этого не может быть.
– Думаю, вы не правы. Я верен чиссам не потому, что они приняли моих родителей, и не потому, что я вырос среди них. Я верен им потому, что они воплощают те свойства и качества, которыми я восхищаюсь. Более того, они сумели сделать эти качества неотъемлемой частью своего общества. Такие качества, как единство и храбрость перед лицом агрессии, признание долга выше личных интересов… Однако чиссы – не единственный народ, который обладает столь достойными качествами, и у меня есть долг не только перед ними. И покинув своих товарищей, когда они сражаются со страшным врагом, я нарушу этот долг…
– Вы полагаете, что принесете больше пользы, оставшись здесь?
– Да. Мы можем передать наш рапорт по ХолоНету. А тот факт, что мы остаемся здесь, можно объяснить тем, что нам необходимо собрать больше информации. И это правда.
– С вашей точки зрения.
– Да.
Выражение лица Шаункир изменилось. В нем не было злости, а было едва заметное сожаление.
