солнце выглянуло, хорошо так, по-весеннему, пригрело и стало чуть комфортнее. Да и сил идти больше не было.
Никто так и не потревожил. Проснулся далеко за полдень, отряхнулся по мере сил, так, чтобы не изорвать окончательно свои лохмотья, попробовал немного разогреть мышцы, но сразу же отказался от этого намерения. Рано мне еще напрягаться. Ну и побрел по краю опушки дальше. Искать подходящее жилье, в котором можно отлежаться. И воду, пить снова очень хотелось. Про еду даже вспоминать не хочу. В лесу же по понятным причинам оставаться не хотелось. Вот если бы одежка подходящая была, припасы хоть какие-то, тогда еще можно было бы на это решиться. А в моем положении подобное решение смерти подобно. Замерзну ночью к чертям. Ослабленный многочисленными побоями организм не располагает к подобному экстриму. Вона как завернул. Значит, еще не все потеряно!
Кустарник быстро закончился, впереди нарезанное полосками вспаханное поле, а далеко за ним виднеются несколько домиков. То ли очередная маленькая деревушка, то ли большой хутор. Сразу к жилью не пошел, для начала постарался обойти постройки по кругу, вдоль опушки. Где она была, конечно. Скрываясь за деревьями и кустарником. Вымотался сильно, но никуда не денешься, разведать необходимо. Планы у меня насчет этого жилья большие, да и, грубо говоря, жрать не просто очень, а очень-очень хочется!
Уходить далеко не стал, нашел укрытие и спрятался до ночи. А зачем куда-то уходить? Собак, как я заметил, здесь вообще немного. И с этого хутора никто в мою сторону ни разу не гавкнул. Так что подожду до темноты, заодно пока и отлежусь немного, отдохну и с наступлением ночи пойду на дело – нужно добыть еду. И постараться так ее добыть, чтобы никому на глаза не попасться. Иначе поймают и назад вернут. Видел я сегодня на дороге патрули полицейские… То ли просто так проезжали на лошадях, то ли ищут сбежавших из тюрьмы. Хорошо, что шел по опушке и успел спрятаться за деревьями.
И дальше уже пробирался более осторожно. Хоть и лес, но листвы-то еще нет. И трава только-только начинает пробиваться, да и то в самых прогретых солнцем местах. Так что зеленый подножный корм пролетает мимо. А дичь в моем разбитом положении добыть вообще нереально. Да и не видел я пока никаких следов этой дичи. Город рядом – выбили горожане и выгребли из лесов и полей все мало-мальски летающее и прыгающее…
Ночью пробрался к домам, забрался в первый же двор, осмотрелся при свете луны, принюхался. Едой и не пахнет. Сунулся в амбар – задвижки деревянные, отодвинуть их проще простого, а там шаром покати. И где они тогда зерно хранят? В сарае тоже ничего, кроме сельхозинвентаря. Ни еды, ни одежды рабочей. Перебрался через низенькую, плетенную из жердей изгородь, воспрянул духом – здесь нос почуял запах пищи.
Забрался в свинарник, почавкал подсыхающими остатками из корыта вместе с хрюшками. Все равно мне уже было. И уходить далеко не стал – даже после такой малости голова сильно закружилась. Пошатываясь и цепляясь руками за все, за что удавалось зацепиться, добрел до стоящего тут же овина, растолкал в стороны лохматых овец, забрался на сеновал и зарылся поглубже в сено…
Проснулся от рези в животе. Кишки от голода скрутило, хоть криком кричи. Плюнул на все, слез вниз. Овец уже не было. А я и не слышал, как их выгоняли на улицу. Выглянул наружу. Светло. И, на мое счастье, никого из людей во дворе нет.
Оттолкнул от кормушки чавкающих хрюшек, наклонился, сгреб в ладонь остатки свиного пиршества, проглотил. И даже не поморщился, когда грязные пальцы облизал. Вообще никаких мыслей не было. Зато боль в кишках поутихла сразу же. Здесь же удалось и напиться. Только потом сообразил осмотреться.
Как меня никто не заметил, не знаю. И свиньи с овцами тревогу не подняли. Похоже, за своего по внешнему виду и запаху приняли. Ухмыльнулся пришедшей в голову мысли. Значит, еще не до конца оскотинился, раз юморю – не доломали меня здесь. Начинаю потихоньку приходить в себя.
Здесь провел еще два дня и две ночи. Почти сроднился с животными. По крайней мере, к кормушке подпускали без помех и даже место уступали. Расталкивать никого не нужно было. Говорю же – за своего приняли. Не то что люди. Но хоть в себя более или менее пришел. Синяки из страшных фиолетовых превратились в желтозеленые, такие же страшные. Но хоть двигаться стал более ловко. До полного восстановления еще далеко, да и на подобной еде особо не восстановишься. Но я уже наметил себе план дальнейших действий. Птичник рядышком, я оттуда пару раз куриные яйца таскал. Брал одно, чтобы подозрений не вызвать у хозяев. Мало, конечно, но и то за счастье. А буду уходить, прихвачу какую-нибудь курицу. Или гуся. Вот гуся было бы лучше. Это же сразу столько мяса…
С одеждой пока ничего не решил. То ли у местных дело до стирки еще не дошло, то ли они вообще не стираются. Подожду еще денек, а там посмотрим…
Проснулся от болючего укола в бок. Замер, приоткрыл глаза – попался!
Хозяева меня вычислили! Обступили мою лежку, вилами и прочим железноострым сельхозинвентарем в мою сторону тычут. Впрочем, вру, уже не тычут. Просто наготове держат, чтобы я даже попыток дернуться не сделал. Лежу, смотрю. И молчу. А что еще делать? Жду, что дальше будет.
– Ты кто?
А это самый старший говорит из этой семьи. Хозяин. Уж это-то я успел вызнать. И понять, о чем спрашивают, тоже понимаю. Не так это и мудрено. Ну что? Придется ведь что-то отвечать.
– Кто-кто, конь в пальто… – пробормотал на русском. Ну а на каком еще? И почему бы не пошутить? Все равно ведь ничего не поймут. Интересно, за полицией уже послали?
А эти отступили к дверям, между собой заговорили. Да быстро так, я даже смысл сказанного ухватить не могу, хоть и слышу все. По интонации и жестам могу догадаться, что точно обо мне говорят. Да о ком еще-то? А вот что именно… Ну да сейчас узнаю…
Поманили рукой на выход. Спрыгнул вниз, пошел вперед, прямо на попятившихся хуторян. Только на улице солнце по глазам ударило, заставило зажмуриться, потому-то первый удар я и прозевал. Навернули дубиной со спины. Удар бросил на колени, дыхание перехватило. Чтобы не упасть, пришлось опереться руками о землю. Да не помогло это, тут же кто-то ногой руки подбил. Я и сунулся головой в грязь под дружный злобный гогот. А грязь тут своеобразная – земля, перемешанная со свиным и
