то, чего хочу добиться от этой шлюхи! Понял?!
Мужчина шагнул ко мне, попытался толкнуть меня в грудь.
Слишком медленный.
Я уклонился от его рук. Отчего Первый едва не выскочил в коридор.
Он удержался на ногах.
— Сучонок!
Расставил руки, попытался меня сграбастать. От запаха его пота я поморщился.
Вновь взвизгнула женщина.
Я шагнул в сторону, избежал объятий. Задел опорную ногу Первого. Не ударил по ней, сила тут не нужна — лишь преградил ей путь.
Первый не устоял. Вывалился из комнаты. С грохотом, словно огромный дуб. Или слон.
Я склонился над мужчиной и сказал:
— Женщин бить нельзя. Понимаешь? Никогда! Слышишь? Извинись перед ней!
Хорошо, что мою мягкотелость не видела сестра. Она бы за такое не похвалила. Сказала бы, что я бесхребетный слюнтяй. Болтаю, вместо того, чтобы действовать.
Был бы мужчина охотником, я поступил бы с ним иначе.
Обошелся бы без слов.
Но Первый — человек, хоть и большой, как слон.
И всё же… он ударил женщину.
Не знаю, как рычит слон. Рев Первого привлек к нам внимание большинства обитателей второго этажа. Они выглянули из комнат, застыли в дверных проемах. Никто не пытался к нам подойти и встать на чью-либо сторону. Просто наблюдали.
Мужчина поднялся на ноги. Резво. Для слона.
Разозлился.
— Убью, — сказал он.
И вынул из кармана нож.
Я улыбнулся.
Теперь он не просто человек. А человек с оружием. Оружие делает людей сильными.
Шаг на сближение.
Уклоняться не пришлось: мужчина не среагировал на мое нападение.
Правой рукой ударил под углом, левой — ей навстречу. Как учил отец. Отработанный удар. Я часто применял его в потасовках с приятелями. Всегда успешно.
Хрустнула кость.
Звякнул о доски пола нож.
Боль настигла Первого с запозданием. Как это обычно и бывает.
Мужчина жалобно крякнул. Привстал на носочки. Прижал руку к телу, набрал в грудь воздух, издав то ли визг, то ли стон. Он еще не понял, что произошло.
Его лицо покраснело.
— Извинись перед ней, — сказал я.
— Что?
Я указал на комнату, где остались женщины.
— Попроси у нее прощения!
— Да пошел ты!..
В словах Первого я не почувствовал угрозу. Только обиду.
Это уже не важно.
Снова сближение.
Удар по левой руке не получился. Треск кости мне не понравился. Не нужно заглядывать под одежду Первого, чтобы понять: кость не пробила кожу.
Верхняя губа дрогнула от досады.
Зачем спешил?! Любой из моих приятелей, которые остались в поселении, ударил бы лучше!
Едва не рванул к противнику, чтобы нанести привычный завершающий удар: сломать хребет — так я всегда закреплял победу.
Скомандовал себе: «Стой!».
Слоны не умеют обращаться! И люди тоже.
Тишина на этаже.
Только скулил Первый. Прижался к стене. Слюна пузырилась на его губах.
— Извинись, — сказал я.
— Что? — сказал Первый.
Таращил глаза. Не шевелился.
Я заглянул в комнату.
Женщина уже поднялась на ноги. Смотрела на меня настороженно. Но без страха.
Поманил ее к себе.
— Подойди, — сказал я. — Первый хочет тебе кое-что сказать.
Женщина выполнила мою просьбу. Молча. Переступила порог.
— Ну?! — сказал я мужчине. — Говори!
У того задрожали губы.
— Это!.. Прости!
— Уходи, — сказал я ему.
И тихо добавил:
— Честь не задета.
Первый вздрогнул.
Он оттолкнулся от стены и пошел по коридору. Пошатываясь — как те пьяные в трактире. С левой руки мужчины на пол капала кровь.
Женщина проводила его взглядом. Повернулась ко мне.
Я увидел ее зелёные глаза. Большие, яркие.
Принюхался. От нее пахло мылом.
— Спасибо, — сказала женщина.
Тихим, спокойным голосом.
— Не за что, — ответил я.
Сунул руку в карман, достал лепёшку. Протянул женщине.
— Держи.
— Зачем?
— Ты пропустила обед. Я… принес.
— Спасибо.
Она задержала взгляд на моем лице.
Мы стояли у порога, смотрели друг другу в глаза.
Потом женщина улыбнулась, отвернулась, пошла в комнату.
Видел, как она разорвала лепешку пополам. Одну половину отдала своей соседке. От второй отломила кусок, положила себе в рот.
Я вернулся в комнату.
* * *
В дверном проеме столкнулся с Гором.
Тот посторонился, сказал:
— Лучше бы ты отдал её мне.
— Кого?
— Лепёшку! — сказал Гор. — Знал ведь, что я голодный! Друг называется.
— Прости.
— Откуда ты такой взялся, друг Вжик? Бросаешься на людей. Ломаешь им руки. Разбазариваешь еду. Неправильный ты какой-то! Зачем ты туда полез?
Я уселся на кровать. Сказал:
— Он её ударил.
— И что?
Я пояснил:
— Женщин нельзя обижать!
— Почему? — сказал Гор. — Чем они лучше нас?
— Это неправильно.
— Ты просто их не знаешь! Они сами кого угодно обидят, друг Вжик! Точно тебе говорю! Подлые существа! А если одна из них подсыплет тебе в тарелку яд? Что ты сделаешь тогда, друг Вжик? Они такое могут!
— Тогда она станет врагом, — сказал я. — Я убью её.
Гор всплеснул руками. Сказал:
— Она же женщина!
Я промолчал. Лег на кровать, положил руки под голову, уставился на прикрытые ставни.
Вспомнил, как смотрели на меня из своих комнат люди.
Похоже, мой поступок даже Гору показался странным. И я не понимал почему. Любой охотник на моем месте поступил бы точно так же!
Женщины дарили нам удачу. Быть может в этом дело? Такого нет у людей — папа говорил. Этот дар Сионора преподнесла только нам.
С удачей охотник становился не просто сильнее. Удача помогала тогда, когда не выручила бы никакая сила. В Лесу она спасла много жизней. Как Кроку тогда у древнего дуба.
Охотник, у которого есть удача, способен на большее, чем тот же охотник, но без неё.
Не зря же отец отказался от должности главного охотника после того, как умерла мама. Другую удачу так и не нашел. Потому и остался в Лесу навсегда. В то время как остальные охотники из стаи смогли уцелеть и вернулись к своим семьям.
Любовь — так назвала удачу Мираша. Странное слово. Пустое. Оно для людей — не для нашего народа.
Как может женщина дарить удачу тому, кто ее обижает? Или не её, а других женщин — чьих-то матерей, жён, дочерей, подруг? А если она не испытывает к тебе нужных чувств… то не родит тебе детей. Это тоже особенность, которой одарила нас Сионора.
Многие охотники по нескольку лет живут со своими подругами —
