– Что ты сделаешь, когда найдёшь его, – нарушила Ольга размеренный ход моих мыслей, – убьёшь?
– В конечном итоге – да.
– Что значит «в конечном итоге»?
– Ну, перед этим ещё много чего предстоит сделать.
– Будешь пытать его?
– Наверняка.
Олины губки растянулись в довольную улыбку.
– Это хорошо. А можно…
– Желаешь присоединиться к захватывающему процессу?
– Угу, – кивнула она, слегка смутившись.
– Это ведь нескоро случится. Ткача нужно ещё выследить, поймать, да так, чтобы жив остался. Я, между прочим, с осени за ним бегаю.
– Ничего, – Ольга решительно нахмурилась, – я потерплю.
– А как же твои подопечные? Малышня, – уточнил я, видя непонимание во взгляде.
– Они справятся… первое время. А через неделю тётка из Лысьвы вернётся, поможет.
– У меня нет времени нянчиться с тобой.
– И не надо. Я сама о себе позабочусь. Я – не малышня.
– Неужели? Охотилась когда-нибудь на людей?
– Нет. Но стрелять умею, – подняла она невесть откуда взявшийся в её детских ручонках «АПБ».
– Твою мать! – схватил я направленный мне в бочину ствол. – Совсем спятила? Он же заряжен! Не хватало ещё сдохнуть из-за восьмилетней дуры, возомнившей себя ангелом мщения.
– Я даже спуска не касалась! – заявила она обижено. – И мне девять!
– С предохранителя зачем сняла?
– Показать хотела, как стреляю.
– Тебе этой железякой физиономию расшибёт.
– Отдай! – вцепилась она в пистолет и решительно потянула, забыв в приступе негодования про Красавчика, сосредоточенно наблюдающего за происходящим прямо у неё за спиной. – Я умею!
– Да хер с тобой, калечься. Только не ной потом.
Ольга завладела наконец оружием и взяла наизготовку, едва удерживая тяжёлый громоздкий пистолет в маленьких ладошках.
– Ворона, – предложил я цель метрах в двадцати.
– Останови.
Не успели лошади встать, как прогремевший выстрел заставил их сорваться с места, и только туго натянутые вожжи уберегли нас от прогулки по лесу верхом на оглобле. Вороне же повезло меньше. Точная пуля превратила божью тварь в облачко серых перьев.
– Хм, неплохо.
Завалившаяся навзничь Ольга поднялась, растирая ушибленный лоб и сияя улыбкой на сморщенном от боли личике.
– Я же говорила, что умею.
– Как ты смогла его у меня вытащить?
– Да само получилось, – пожала она плечами.
– И давно у тебя это получается?
– Лет с пяти. Толя научил, брат двоюродный. Он в Соликамске живёт.
– Карманник?
– Лучший, – улыбнулась Оля и, помрачнев, добавила: – А ты много людей убил?
– Много, но недостаточно. Мир всё ещё полон этого дерьма.
– Больше десяти?
– Одиннадцатого я записал на счёт, когда был годом старше тебя.
– Ух! – Взгляд девчонки засветился неподдельным восторгом. – А как… что ты…
– Чувствовал?
– Угу, – кивнула она, предвкушая, видимо, эпическую историю о становлении выдающегося – чего скромничать? – охотника за головами, сдобренную толикой драматизма и душевных метаний.
– Обиду. Мой первый покойник был весьма перспективным в плане дальнейшей разработки, но я всё обговнял, тупо выполнив приказ. Теперь вот морожу яйца в вашей сраной глуши, а мог бы…
– И всё? – округлила Ольга глазёнки, будто её только что жёстко и цинично наебали, растоптав хрустальную мечту грязным сапогом пошлости.
– Ну что ты? Было охуенно. Такое, знаешь, чувство непередаваемое, вот прям взлетел бы к самым звёздам, аж голова кружится, и вообще, заебись.
– Правда? – произнесла она с придыханием, глядя на меня, как на икону.
– Нет. Человек – это десять кило костей, пятнадцать – ливера, пятьдесят – мяса и полведра крови. Очень похож на свинью. И смерть их ничем не отличается. Как, впрочем, и жизнь у большинства.
– Не любишь людей, да?
– Видишь ли, многие ортодоксальные люди даже не считают меня представителем их биологического вида. А межвидовая любовь – нонсенс.
– М-м?
– Эх… Да, я не люблю людей.
– А за что?
– Боюсь наскучить тебе слишком долгим монологом.
– Моно?..
– Если опустить второстепенные причины, то, пожалуй, могу выделить основной побудитель к истреблению представителей твоего вида – люди задают слишком много глупых вопросов.
Получив пищу для размышления, Ольга наконец заткнулась, заживо снедаемая нереализованным любопытством.
Славься, Боже милостивый! Ты даровал мне час тишины! Неужели я в её годы был так же болтлив? А ведь нас тогда под одной крышей набралось четверо. Теперь понимаю, отчего Валет страдал «внезапными» приступами бешенства. Истинно великомученик. Упокой Господь его чёрную душу, если она была.
Лошади мерно вышагивали, ломая копытами ледяную корку и выдувая облачка пара, телега успокаивающе поскрипывала, Красавчик, как обычно, пялился на кобыльи задницы, а Ольга боролась с любопытством. Безуспешно.
– Сколько стоит убить человека? – спросила она, продолжая смотреть на дорогу.
– Ну, согласно христианскому прейскуранту – вечность в аду.
– Нет, сколько денег нужно заплатить тебе за убийство?
– Ах, вот оно что. Тут всё сугубо индивидуально. Зависит от сложности целей.
– Ткач – сложная цель?
– О да. С каждым днём я всё больше убеждаюсь, что продешевил, договариваясь о цене за его голову.
– И сколько… стоит его голова?
– Сорок золотых.
– Ого!
– Надеюсь, ты по скудоумию не вообразила, что я возьму тебя в долю?
– Я только хочу узнать, во что обойдётся…
– Мне не послышалось? Ты желаешь кого-то замочить? Стоп, дай угадаю. Это мальчик из церковно-приходской школы, который дёрнул тебя в прошлом году за косичку!
– Нет. – Ольга нахмурилась и посмотрела на меня со всей серьёзностью, на которую только способна девятилетняя девочка, так, что между плотно сведёнными бровями даже образовалась морщина. – Это дядя Степан.
– Твой родной дядя?
– Да.
– И что же натворил этот негодяй? Щупал тебя, пока никто не видит? Или съел последнюю конфету на твоём дне рождения?
– Отец взял у него деньги в долг, – проигнорировала Ольга мой сарказм. – Много денег. Я слышала, как разговаривали они с мамой. Отец говорил, что деньги нужно вернуть к следующей осени, а мама плакала и говорила, что он нас всех по миру пустит, что, если не вернём долг вовремя, лишимся всего. Теперь мы точно ничего не вернём. Дядя Степан – богатый человек, но терпеть нас не может. Если он заберёт ферму, мы окажемся на улице. Я знаю, где родители хранили деньги. – Ольга полезла в карман и достала кошелёк. – Тут немного, но, может, этого хватит?
