Ту же самую процедуру мы проделали и с Майером. Когда пришла очередь Грубера, он сам себе вколол морфин и сел под звездным куполом.
Оставался еще Вернер Хенке, но он не заставил себя долго ждать. Появившись в зале, где еще недавно вповалку спали его товарищи, он удивленно уставился на меня.
— Ну, как там, Вернер?
— Все нормально. Порода так плотно завалила коридор, что шансов пробиться сквозь него никаких. А где все?
— Они уже в Африке, в расположении наших войск.
У Вернера поползли вверх брови, и я чуть не прыснул со смеху, до того забавное было зрелище.
— Вернер, — я на секунду замолк, правильно подбирая слова. — Ты, верно, обратил внимание, что происходящее вокруг нас несколько отличается от того, что мы могли видеть в обыденной жизни.
— Еще бы, — выдавил из себя Хенке и снова нервно завертел вокруг головой.
— Я нашел Портал, почти мгновенно перемещающий человека в пространстве, но для этого надо ввести морфин. — Я протянул ему шприц, а сам подумал: «Довольно неуклюжее получилось объяснение».
По выражению лица бедного Хенке я понял, что не ошибся. Видимо, в этот момент у него мелькнула мысль относительно моего душевного здоровья. Но шприц он все же взял и озадаченно уставился на него.
— Пойдем за мной, Вернер. — Я повел его в Звездный зал. — Сядь у стены и тихо наблюдай за мной. Что бы ни происходило — ни звука. Когда я исчезну, вколешь себе морфин, сядешь в центр зала и расслабишься.
Хенке молча подчинился, с интересом рассматривая мерцающие звезды на куполе зала.
Когда я снова оказался в песках Туниса, то мне пришлось броситься к Марии. Ее худенькое, как у подростка, тело безжизненно лежало на песке. Я сдернул с ее шеи тонкий белый шарф и, смочив его водой из фляги, аккуратно провел по лицу. Она приоткрыла глаза. Снова схватив фляжку, я дал ей сделать несколько глотков. Хорошо, что солнце уже почти коснулось линии горизонта и палило уже не так нещадно, как днем. Чуть приоткрытые глаза ее смотрели сквозь меня.
— Мария, как ты?
— Остался… еще один.
— Я сам доставлю его.
— Помолчи и дай мне еще воды.
Сделав еще глоток, она снова села на песке, поджав ноги. Длинные волосы растрепались и рассыпались по плечам. Девушка вновь начала входить в транс. Я осмотрелся вокруг. Майер и Грубер без движения лежали рядом. Тапперт сидел чуть поодаль, уронив голову на руки. Я пощупал пульс Курта. Он был ровным. Майер, не открывая глаз, перевернулся на спину. Судя по всему, с ними все было в порядке, и я стал наблюдать за Марией. Она сидела недвижно, глядя прямо перед собой. Сколько мы так просидели, я не знаю. Солнце почти скрылось за горизонтом, когда в надвигающихся сумерках я увидел, что воздух в нескольких шагах перед девушкой стал колебаться. Появилось что-то вроде марева, потом стала проступать согбенная фигура сидящего по-турецки человека. Еще мгновение, и я уже мог различить черты лица Хенке. Наконец он полностью материализовался во плоти и тут же завалился на бок. Я подбежал к нему и проверил пульс, после чего смочил запекшиеся губы водой. Мария же оставалась недвижима. Я вернулся к ней и, взяв ее почти невесомое тело на руки, двинулся через барханы по направлению к вышке.
Герман Хорст был несказанно рад моему возвращению, а когда я выложил на стол пластину с таинственными иероглифами, то его чуть удар не хватил. Он бережно взял Ключ дрожащими руками и минут двадцать, не отрываясь, смотрел на него округлившимися глазами. Выйдя наконец из ступора, он захотел, чтобы я тут же выложил все подробности экспедиции, но я потребовал десять часов сна и особого внимания к моим людям, которых в этот момент осматривали в лазарете. Заверив меня, что сделает необходимые распоряжения, Хорст тут же предложил мне передохнуть в его личной палатке. С удовольствием приняв душ и выпив бокал замечательного французского вина, я с чувством полного удовлетворения улегся на узкой, но застеленной свежим хрустящим бельем койке. После ночевок на холодных камнях я почувствовал себя на седьмом небе от счастья. Растянуть это замечательное ощущение мне не удалось. Я почти мгновенно отключился и проспал без сновидений почти восемь часов.
Утром я проснулся бодрым и полным сил. Во время бритья я с удовольствием отметил, что, несмотря на события последних дней, мое лицо выглядит свежим и даже помолодевшим. Когда же я решил причесать волосы, то моя рука с расческой замерла — старый уродливый шрам на виске превратился в небольшую светлую полоску.
Приведя себя в порядок, я решил проведать свою команду, которую разместили в отдельной палатке, но с удивлением узнал, что еще ночью они вместе с другими ранеными были отправлены транспортным самолетом на остров Крит. Я отправился к Хорсту. Тот уж ждал меня в офицерской столовой за накрытым для завтрака столом. Рядом с ним сидела и Мария. На этот раз на ней был изящный приталенный жакет и юбка, выгодно подчеркивающая линию бедер. Волосы были аккуратно расчесаны и собраны в длинный тяжелый хвост. От вчерашней усталости не осталось и следа. Я с удовольствием присоединился к трапезе. Хорст, не дожидаясь моих расспросов, заговорил:
— Твои люди будут доставлены на нашу базу под Мюнхеном. Там им окажут более квалифицированную медицинскую помощь. Туда же я отправил и Хенке. С ним должны также побеседовать, сам понимаешь. Мы же втроем отправимся в Берлин. Я уже доложил Гиммлеру об успехе операции, и ему не терпится пожать тебе руку. — Хорст расплылся в довольной улыбке, видимо, в предвкушении не только рукопожатий, но и более весомых признаний своих заслуг. — Самолет будет готов через три часа. Кстати, я был бы очень признателен, если бы к моменту вылета ты подготовил подробный рапорт о ходе экспедиции.
— Рапорт будет готов во всех подробностях, насколько это будет возможно. — Я сделал глоток минеральной воды. — Но прошу учесть, что некоторые события, произошедшие с нами, не поддаются какому-либо логическому объяснению. То же самое касается и принципа действия некоторых технических устройств, с которыми нам пришлось столкнуться.
Мельком взглянув на Марию, я добавил:
— Например, необычного механизма, перенесшего нас из подземной ловушки на поверхность земли. Поэтому я смогу описать лишь обстоятельства их внешнего проявления.
— Ничего, главное, что Ключ теперь у нас. Мы заставим Атлантиду открыть все свои тайны.
— Кстати, у меня есть просьба, дядя Герман. — Я подумал, что теперь я могу по праву называть его так. — Не хотелось бы, чтобы участников экспедиции, в том числе и Вернера Хенке, изматывали бесконечными допросами, а потом сгноили в каком-нибудь концлагере из соображений секретности. Все они вели себя весьма достойно, и только благодаря их помощи я смог добыть и доставить Ключ. В рапорте я укажу, что все они достойны награды.
