Вскинув предплечье, словно в попытке прикрыться от удара, благо Йуджуле опять на него попер, он послал в наваждение две иглы. Целил в запястье. Первым делом Акробатку надо обезоружить, пока никого не подстрелила. Подходя к дому, звуков пальбы он не слышал, и пороховой гарью в комнате не пахло – значит, до этого не дошло, она ограничилась демонстрацией пистолета. И это наводит на малоприятные выводы: во-первых, боезапас у нее не израсходован, во-вторых, морок, способный к самоконтролю и прогнозированию, втройне опасен.
Пистолет со стуком упал на деревянные половицы. Должно быть, Акробатка ощутила внезапное онемение, или слабость, или боль в руке – или что там может ощутить морочанка? – и это заставило ее непроизвольно разжать пальцы.
Холодные бесцветные глаза в упор уставились на Темре: она уже поняла, где находится источник смертельной угрозы. «Клиенты» убийцы наваждений всегда это улавливают – видимо, таким же образом, как человек ощущает, откуда потянуло сквозняком или запахом.
Размышляла она недолго. Резко присела, схватила левой рукой выпавшее оружие, потом выпрямилась, одним прыжком очутилась на подоконнике и сиганула в черноту. Судя по всему, она не знала о том, что в ближайшие две-три минуты убийца не сможет повторить атаку. К счастью для Темре, не знала, поэтому предпочла сбежать.
– Откуда эта тварь взялась? – рявкнул он, оделив Йуджуле такой затрещиной, что незадачливый соперник остался лежать на полу, жалобно мыча.
– Так она же ушла, – примирительно заметил родич из тех благоразумных, кто по мере сил пытался замять свару. – Поглядела, как наши горячие парни гронси друг друга молотят, испугалась небось! Хотя задаток-то дамочка оставила за прожитье, вернется еще, кто ж деньгами-то бросается…
– Жрать захочет – вернется, – подтвердил Темре. – Мороки прежде всего кормятся от тех, кто помог им воплотиться. Сознавайтесь, чья она?
Дядя Бронже первым осмыслил услышанное.
– Говоришь, это была морочанка? Деньги-то она принесла настоящие, мы проверили…
– Значит, кого-то ограбила, дело недолгое. Кто думал о ней перед тем, как она здесь объявилась? Лучше признавайтесь, это в ваших интересах. Иначе эта красотка порешит своего создателя, и я ничем не смогу помочь.
Драчуны стояли, опустив кулаки. Даже пакостник Майчаву помалкивал. Тяжелые взгляды родичей один за другим обратились на Чунхе – невысокого мужичка на кривоватых ногах, обычно услужливого и незадиристого.
– Так я-то чего… – растерялся тот, машинально утирая рукавом под разбитым носом, хотя кровь уже перестала сочиться. – Сказал же, мы с моей Хаймой возле квартирной конторы ее углядели, толокся там народ, и она тоже была. Хотели кого позвать, раз комната пустует, семье же с того прибыток. Она и сказала – меня все устроит, и пошла с нами. Зыркала свысока, так венгоска ведь. А думать я о ней перед тем не думал, на кой мне сдался такой ходячий страх…
Задав несколько уточняющих вопросов, убийца наваждений пришел к выводу, что Чунхе ничего не утаивает. И жена его Хайма, которую позвали со второго этажа, тоже ни при чем.
Да и не похожа эта надменная белокурая стерва на те мороки, от которых Темре приходилось спасать родственников в прошлые разы. Колония моллюсков с клацающими зубастыми створками, угнездившаяся в углу чулана, словно в сыром гроте на берегу моря, или маслянисто-черный прыгучий ужас, ощетиненный клешнями и усиками, выскакивающий внезапно из-под кровати или со шкафа, – вот это было в их духе. Незатейливые страшилки, которыми его соплеменники пугают не только непослушных детей, но и друг друга, если подходящее настроение накатит. Акробатка появилась совсем из другой жизни.
Должно быть, она уже успела разделаться со своим создателем и отправилась гулять по свету. Вряд ли она сюда вернется. Скорее всего, примет к сведению, что здесь можно нарваться на убийцу, и будет обходить гронсийские кварталы стороной, так что где ее теперь искать, одни боги ведают.
– Кому неймется выяснить, кто из нас круче, предлагаю померяться силой на празднике Зимнего Солнцеворота – на состязаниях, по обычаю, а не как пьяная венгоская шваль в подворотне, – добавил Темре ожесточенным тоном.
На сегодня он был сыт по горло общением с родней.
Самые воинственные с оскорбленным видом запереглядывались – сравнить их с венгосами, да еще и со швалью! – но последнее слово осталось за ним.
Очужевец попрекнул гронси несоблюдением обычаев, и ведь ничего с ходу не возразишь, чистую правду сказал. Что ж, ему это еще припомнят.
Темре проводили неприязненным ворчанием. Спускаясь по лестнице, он услышал наверху голос Бронже Гартонгафи, стыдящего молодежь, – тот решил воспользоваться раскладом, чтобы худо-бедно восстановить свой пошатнувшийся авторитет.
Небо застилала дымная ночная мгла, сквозь которую око Великой Кошки еле просвечивало, а звезд и вовсе не было видно. Убийца наваждений замер возле порога, настороженно озираясь, но зыбкого мутноватого мерцания, свидетельствующего о присутствии морока, нигде не заметил.
Акробатка ушла. Благоразумие перевесило кровожадные позывы. Если они столкнутся снова, она попытается его убить, и можно побиться об заклад, к тому времени она будет больше знать о тех, кто охотится на нежить вроде нее, но сейчас, не владея информацией о противнике, морочанка предпочла не связываться.
Несмотря на это, в волглую темень ранней осени Темре вышел в маске. Расслабляться не стоит, хотя маловероятно, чтобы его поджидали в засаде: раз эта сущность способна оценивать обстановку и принимать практичные решения, она, скорее всего, уже далеко отсюда.
Что ей тут ловить? Своего естественного врага, убийцу наваждений? Но заранее не скажешь, кто одержит верх и которая по счету из нематериальных серебристых игл может стать для морока последней.
Уничтожать Темре как свидетеля тоже не имело смысла, так как ее видела и запомнила масса народу (такое, знаете ли, запоминается надолго!), разве что Акробатку одолеет желание отомстить. Однако воздержалась ведь она от пальбы в доме – значит, неглупа и не лишена выдержки. Интересный противник. Несмотря на усталость после всех сегодняшних передряг, Темре ощутил проблеск азарта: справиться с таким мороком будет непросто. Главное, не сейчас. На сегодня с него хватит.
Гронсийские кварталы он знал как свои пять пальцев. Попетляв по дворам, где развешанные на веревках простыни белели, словно паруса невидимых в ночи суденышек, а вкопанные в землю дощатые столы, внезапно выплывающие из темноты, напоминали причалы, он убедился, что на хвосте никто не висит.
