Я никогда в жизни не забирался так далеко от Кассин-Онга. Всюду, куда не брось взгляд, сверкал на солнце ослепительный снег. Мы, не сговариваясь, надели очки из мелкой проволоки. В таком ракурсе мир, кончено, становился не самым приятным местом. Но без столь неудобной защиты можно "досмотреться" до рези в глазах, а потом и вовсе ослепнуть. Человек, проживший всю жизнь во льдах, знает об этой опасности с пеленок. Впитывает с молоком матери и скупыми уроками отца.
Эльм, наконец, натянул на голову теплую шапку, отчего стал еще выше, чем был. Я еще раз поразился его внешней мощи. У нас в деревне не нашлось бы никого, кто мог поспорить со здоровяком в комплекции. Шесть, а то и семь футов роста. Конечно, сложно сказать, мышцы или некрасивая полнота скрывается под мешковатой паркой. Но что-то мне подсказывало - Эльм не из тех, кто может позволить себе страдания ленивых.
После того как мы ушли от Кассин-Онга прошло не более суток. Внизу, в носу нижней палубы, я нашел чулан с продуктами. Запасы старого шамана меня ошеломили. На полках я обнаружил как обычные для наших столов куски оленины, так и целый шмат рыжеватого мяса бродуна, пару плиток китового сала, ворох волокуньих ребрышек. Сканди ан Лиан любил покушать. Некоторые из этих деликатесов я никогда не пробовал. Рот моментально наполнился слюной, но потом я подумал, сколько же могло храниться здесь вырезка из бродуна, и решил что ограничусь привычной пищей.
Вытащив пару кусков оленьего мяса, я оттащил их на кухню, где встретился с Фарри. Тот, оказывается, отыскал где-то в каютах два кувшина перцовой настойки. Вместе мы разогрели энгой массивные плиты и первым делом сделали чай, щедро ливанув туда его находку. Такой напиток обжигал нутро, но после по телу расходились приятные горячие волны. Поджарив мясо, мы поднялись в рубку. Эльм, когда увидел кружку с парящим напитком, посмотрел на нее с едва заметной тоской и спросил:
- Что это?
- Перцовый чай, - честно ответил ему я. Здоровяк вздохнул, чуть смущенно улыбнулся:
- Сейчас бы чего покрепче? А?
Вряд ли на храмовом ледоходе можно было найти что-нибудь покрепче. Я никогда не видел, чтобы Сканди ан Лиан пил хотя бы "шаркунку".
Эльм облизнул губы и взял из моих рук кружку:
- Ну хоть что-то, собачья жизнь.
Потом мы стояли, жевали жесткое, остывающее мясо и просто смотрели вперед, думая каждый о своем. Наш корабль полз по ледовой равнине, а частые облака рисовали на снегу замысловатые узоры. Насупившийся Эльм одной рукой держал штурвал и шумно прихлебывал из кружки. Фарри с отсутствующим видом буравил взглядом горизонт.
- Вы знаете, что случилось с остальными? - спросил я вдруг. Все это время мы старательно обходили тему появления Темного Бога. Но так не могло продолжаться вечно. Потому что жажда знания порой неудержима.
Эльм бросил быстрый взгляд на Фарри (я едва заметил его за сеткой проволочных очков). Мальчишка чуть напрягся и чуть пожал плечами.
- Думаю, с ними все в порядке. Я видел людей на той стороне расщелины, после того как Темный Бог ушел, и прежде чем нас отыскал тот старик, - медленно сказал Эльм. - Если все были на представлении, то, собачья жизнь, мастер Аниджи собрал твоих земляков и спокойно себе двинулся куда-нибудь на запад, вдоль расщелины. Теперь тут будет жарко. Потрохами чую.
В его голосе слышалась смесь зависти и сожаления. Сожаления о том, что силачу Эльму и крошке Фарри не посчастливилось быть "собранными" мастером Аниджи.
- А как вы оказались по эту сторону? - с подозрением спросил я.
Мне не ответили. Потому что в следующий миг нас тряхнуло. Хотя нет, это неверно сказано.
Нас ТРЯХНУЛО. Именно так. Корабль резко накренился влево, словно ухнул в яму. Очень громко завизжал крошащийся где-то под нами лед. Загремело что-то на нижних палубах, срываясь с привычных мест. Я чуть не упал и выбросил перед собой руки, застыв с испуганным, перекошенным лицом. Пол ушел у меня из-под ног и не знаю, каким чудом мне удалось устоять на месте. Фарри скользнул в сторону люка, падая, но все-таки ему посчастливилось перепрыгнуть его и облокотиться на стекло купола. Эльм выронил чашку, и теплый напиток брызнул мне в лицо.
Стараясь удержаться на накренившейся поверхности, я медленно двинулся к столу штурмана. За него можно ухватиться, и он прикручен к полу. Эта мысль билась у меня внутри и заполняла все пространство. Добраться, дойти, схватиться. Думать потом.
- Что это?! - вскрикнул Фарри. Я вцепился в стол и посмотрел на нашего рулевого. Здоровяк пошел пятнами, желваки на скулах ходили ходуном. Рука, вцепившаяся в штурвал, побелела.
- Собачья дрянь! Собачье дело! - зарычал он, дернул за тормоз.
Корабль замер. Несколько секунд мы не шевелились, с ужасом ожидая, что бронированный гигант со стоном поползет вниз, под лед.
- Собачья печень! - продолжал ругаться Эльм. - Ведь не было ничего! Чистая дорога была, раздери меня голубая акула!
- Мы провалились? - поинтересовался Фарри. Он в отличие от меня не испугался, и это придало мне сил.
Здоровяк отмахнулся от него:
- Пойду посмотрю… Собачья жизнь!
Когда Эльм вернулся, то принес неутешительные вести. Нам не повезло, и мы наткнулись на колонию белых волокунов. Эти покрытые короткой шерстью животные питались, в основном, рыбой. Проделывали целые шахты в многоярдовой толще льда и предпочитали хранить добычу у поверхности, выгрызая для этого настоящие пещеры.
Одна из них и "поймала" левый трак.
Да, вы можете смеяться. Но ни я, ни Фарри и ни Эльм даже не думали о подобной возможности. Никто из нас никогда не водил корабли по снежным просторам. А когда мне доводилось ездить с кузеном к Дальнему Кряжу, на ледовые карьеры, чтобы привезти шаману вырезанные кубы, предназначенные для превращения в энгу - мы ни разу не сталкивался с подобным. Конечно, опасность подледной колонии это прописная истина для многих свободных капитанов, которые прошли по льду ни одну сотню миль. Но для двух циркачей и мальчика из глухой деревни существование такого городка волокунов не было столь очевидно. Да и не селились эти животные рядом с Кассин-Онгом.
Выбраться из пещеры, куда целиком провалилась одна из гусениц, не представлялось возможным. Ледоход ревел, рвался наружу, содрогаясь всем телом, но постоянно соскальзывал вниз, проваливаясь все глубже и обрушивая галереи прогрызенные волокунами. Эльм зверел, ругался. Пытался отъехать назад, развернуться. В конце-концов судно село на лед днищем, а гигантские острые траки врезались в снежную кашу, что теперь бессильно молотили воздух.
- Надо идти пешком, - наконец вынес приговор Эльм.
