мгновение, длившееся годы. Потом Камарис медленно поднялся с колен и выпрямился. Шип в его руках все еще пульсировал мраком, но Саймон чувствовал, что его сила слабеет, как если бы то, что он ощутил, каким-то образом передалось Камарису.
– Прощен… – прохрипел старый рыцарь. – Да. Пусть все будет…
В центре тьмы раскачивался Король Бурь. На миг алый свет потускнел, а потом умер. Красное сияние вырвалось наружу, словно рой разгневанных пчел. В центре тени, в окружении дыма, замерцал король Элиас с искаженным от боли лицом, от волос поднимались завитки дыма. Пламя металось по плащу и рубашке.
– Отец! – закричала Мириамель, вложив всю душу в этот крик.
Король посмотрел на нее.
– О господи, Мириамель, – выдохнул он. Его голос был не совсем человеческим. – Он слишком долго ждал. Он меня не отпустит. Я вел себя как глупец, а теперь… мне придется заплатить. Я сожалею… дочь. – Его тело конвульсивно дергалось, на миг в глазах загорелся красный огонь, хотя лицо не изменилось. – Он слишком силен… его ненависть слишком сильна. Он… меня… не… отпустит…
Его голова начала опускаться. В пещере рта расцвел янтарный огонь.
Мириамель беззвучно закричала и подняла руки. Саймон скорее почувствовал, чем увидел, как мимо него что-то промелькнуло.
Из груди Элиаса торчало древко Белой Стрелы. На мгновение глаза короля стали обычными, и он посмотрел на Мириамель. Черты его лица исказились, из раскрытого рта вырвался рев, подобный оглушительному грому, и Элиас рухнул в тень. Рев обратился в эхо, длившееся бесконечно долго.
В следующий момент Саймон почувствовал, как нечто бесконечно холодное коснулось того места, куда попала кровь дракона, пытаясь найти в нем убежище, ведь прежний хозяин расстался с жизнью. Голод Короля Бурь был всеобъемлющим и отчаянным.
– Нет. Тебе нет здесь места. – Мысль Саймона эхом повторила слова Бинабика.
С безмолвным воплем жуткое существо отвалилось от Саймона.
На том месте, где стоял король, полыхало пламя, поднимаясь к потолку колокольни, в центре висел ужасный, холодный мрак, но прямо на глазах у Саймона, который с благоговейным ужасом не мог отвести от него взгляда, начал распадаться на быстро разбегавшиеся тени. Мир вновь пошатнулся, по башне пробежала дрожь. Сияющий Коготь пульсировал в его руке, потом превратился в черное облако, а через мгновение в ладонях Саймона осталась лишь пыль. Он поднял дрожавшую руку к лицу, чтобы посмотреть на черный прах – и замер от удивления.
Он снова мог двигаться!
Кусок потолка упал рядом с ним, во все стороны полетели острые осколки, и Саймон сделал неуверенный шаг. Вокруг бушевал огонь, словно горели сами камни. Один из почерневших колоколов оторвался от потолка и с грохотом рухнул на пол, выбив настоящий кратер в каменных плитах. Вокруг него сновали тени, искаженные стенами пламени.
Чей-то голос звал его по имени, но он стоял посреди огненного хаоса и не знал, куда бежать. Над головой у него появился кусочек неба, когда вниз сорвался еще один камень. Что-то ударило Саймона.
Тиамак смущенно стоял и ждал. Герцог терпеливо слушал двух тритингов, потом кивнул и ответил; они повернулись и пошли по таявшему снегу к своим лошадям, оставив герцога и вранна у костра.
Когда Изгримнур поднял взгляд и увидел нового посетителя, он попытался улыбнуться:
– Тиамак, почему ты стоишь? Клянусь милостью Эйдона, садись. И постарайся согреться. – Герцог собрался его поманить, но ему помешала повязка на руке.
Тиамак, прихрамывая, подошел и сел на бревно. Некоторое время он молча сидел, протянув руки к огню.
– Я скорблю об Изорне, – наконец сказал вранн.
Изгримнур отвел в сторону взгляд покрасневших глаз и посмотрел на затянутый туманом мыс, уходивший в Кинслаг.
Он долго молчал.
– Я не знаю, как расскажу об этом Гутрун. Ее сердце будет разбито.
Оба молчали. Тиамак ждал, пытаясь решить, что еще сказать. Вранн знал герцога гораздо лучше, чем его высокого сына, которого встречал лишь однажды, в палатке Ликимейи.
– Не он один умер, – наконец заговорил Изгримнур и потер нос. – И нам нужно позаботиться о живых. – Герцог взял палку и подбросил ее в костер, а потом обратил яростный взгляд к огню. На его ресницах заблестели слезы. Снова наступила тишина, и теперь она стала почти пугающей. Ее нарушил Изгримнур: – Скажи, Тиамак, почему не я? У него была вся жизнь впереди. А я стар. Моя жизнь закончена.
Вранн покачал головой. Он знал, что ответа на этот вопрос не существует. Никто не в силах изменить решения Тех, Кто Наблюдают и Творят. Никто.
Герцог вытер рукавом глаза.
– Достаточно. Время скорбеть еще придет.
Он повернулся к Тиамаку, и вранн в первый раз увидел правду в словах Изгримнура: герцог был старым, и годы его расцвета давно прошли. Только огромная жизненная сила помогала ему это скрывать, а сейчас, после трагедии, он как-то сразу сдал. Тиамак испытал гнев из-за того, что такой достойный человек страдает.
Но мы все страдали, – сказал он себе. – Теперь пришло время собирать силы, чтобы попытаться во всем разобраться и решить, что делать дальше.
– Расскажи мне, что произошло, Тиамак. – Герцог заставил себя сесть прямо, восстановив внутреннюю дисциплину, в чем явно нуждался. – Расскажи, что ты видел.
– Не думаю, что мне есть что рассказать, – вы и так все знаете… – начал вранн.
– Просто говори. – Изгримнур переместил сломанную руку в более удобное положение. – У нас есть время, пока Стрэнгъярд к нам не присоединился, но я полагаю, что ты уже успел с ним поговорить.
Тиамак кивнул:
– Когда перевязывал его раны. У всех есть истории, чтобы рассказать, но ни одна из них не выглядит приятной. – Он собрался с мыслями и начал: – Я довольно долго шел вместе с ситхи, пока мы не нашли Джошуа…
– Значит, ты думаешь, что Джошуа мертв?
Спокойствие в низком голосе герцога не соответствовало нервным движениям здоровой руки, которой он постоянно дергал бороду, и сейчас она выглядела гораздо менее ухоженной, чем прежде, словно он никак не мог оставить ее в покое.
Тиамак печально кивнул:
– Король очень сильно ударил его по шее мечом. Я услышал ужасный треск, а потом появилась кровь… – Вранн содрогнулся. – Он не мог такого пережить.
Изгримнур задумался, а потом покачал головой.
– Ну, ладно. Я благодарю Усириса Эйдона за Его милосердие – Джошуа хотя бы не страдал. Несчастный, я очень его любил. И такой печальный конец. – Изгримнур посмотрел в сторону шума, который возник на некотором расстоянии от них, и снова повернулся к Тиамаку: – Ты и сам получил удар, после которого потерял сознание.
– Я ничего
