Мы поговорили о всяких пустяках, доктор рассказывал о больных и о нравах в лагере охотников. Он много ездил, встречался с представителями разных сословий и мог поведать много интересного.
— Почему Вы мне ничего не рассказываете? — наконец спросил он, — говорят Вы здесь развели бурную деятельность и уже объездили все лагеря в округе.
— Кто это говорит? — с улыбкой поинтересовался я.
— Многие, — ответил доктор, — на местное общество Вы произвели неизгладимое впечатление.
— Вот как?
— Большинство офицеров считают, что Вы со странностями. Извините.
Я рассмеялся и подошел к окну, чтобы раскурить сигару. На улице стемнело. Одинокий фонарь на перекрестке почти не давал света. Мне показалось, что в тени дома напротив кто-то стоит.
— Так и не скажете зачем ездили в лагерь и на границу? — спросил доктор.
Неожиданно фонарь мигнул, видимо засорился фитиль, а потом на мгновение ярко вспыхнул, осветив улицу. Прислонившись к стене дома, стояла дикарка, которую я видел сегодня возле магазина. Она смотрела вверх, на мое окно.
— Ничего серьезного, — ответил я, — с инспекцией ездил. Делаю за Рока грязную работу.
Утром я рано встал, позавтракал и отправился в комендатуру. Молодая дикарка не выходила у меня из головы. Почему она следовала за мной по улице, а потом караулила возле клуба? Почему девушка оказалась одна в центре города в ночное время? Мне казалось, что аборигены допускались за ворота только днем. Нарушила ли она, какой-нибудь местный закон или нет? Конечно я мог все придумать и никакой слежки не было. Возможно дикарка жила неподалеку, в доме какого-нибудь офицера, и вечером просто ждала его возле клуба. Вчера там собралось много народа.
В свое время Рок попросил лейтенанта Веса рассказать мне о жизни дикарей. Похоже пришло время воспользоваться его услугами.
На улицах было людно, мамаши и няни вели упирающихся детей в школу, служанки торговались с владельцами палаток и маленьких магазинов, а фермеры развешивали товары на специальных подставках, установленных прямо на мостовой. Навстречу мне попалось несколько аборигенов, мужчин и женщин. Они несли на головах тяжелые корзины с фруктами. По дороге я два раза останавливался и озирался по сторонам. Вчерашней молодой дикарки не было, зато на набережной за мной увязалась, какая-то старуха. Я случайно заметил ее отражение в витрине. Чтобы убедиться наверняка, пришлось задержаться у прилавка с деревянной посудой. Старуха тоже остановилась, уселась прямо на тротуар и сидела, пока я не пошел дальше. Уже у самых дверей комендатуры она куда-то пропала.
В комнате следователей, не смотря на ранний час, было накурено. Вес сидел за столом и что-то печатал на машинке.
— Доброе утро, — сказал я.
— Доброе утро, — он на мгновение прервался, — Вы ко мне?
— Да, хотел поговорить.
— Вы не могли бы подождать пару минут. Мне надо закончить отчет.
— Конечно, — ответил я, сел на стул, стоящий у стены, и огляделся. Стол Веса был завален, какими-то бумагами и коленкоровыми папками. С краю примостился бронзовый подсвечник с коротеньким огарком, стояла грязная чашка, а на стопке чистых листов лежал странного вида нож. Сначала мне показалось, что это обычный сувенир, который используют для разрезания бумаги, но присмотревшись повнимательнее, я сообразил, что передо мной лежит настоящий стилет тонкой работы, возможно кованный местным кузнецом. По крайней мере на островах, я не встречал ножей такой странной формы и подобную насечку видел впервые. Брать его в руки, без разрешения, я постеснялся, но рассмотрел очень внимательно.
Вес не обращал на меня никакого внимания, и я решил размять ноги, встал, прошелся по комнате и остановился возле окна. Из кабинета Рока видна была зеленая лужайка и круглая клумба, засаженная экзотическими цветами. Здесь вид был намного хуже. Окно выходило во внутренний двор, заставленный служебными экипажами. Наверно поэтому в комнате было так накурено, следователи редко проветривали, чтобы не впускать в комнату запах конюшни.
Наконец Вес закончил, подшил документ в папку и аккуратно завязал тесемки.
— Можем поговорить здесь или давайте выйдем на воздух, — предложил он, убирая отчет в большой сейф.
— Давайте прогуляемся.
Мы вышли в коридор, миновали несколько закрытых кабинетов, спустились с крыльца и присели на лавочку. Вес сразу закурил. Часовой отошел подальше, чтобы нам не мешать.
— О чем Вы хотели со мной поговорить? — спросил лейтенант.
— В свое время, Вы обещали рассказать мне о туземцах. Возможно, по долгу службы, мне придется столкнуться с деревенскими жителями, а я о них ничего не знаю.
Вес внимательно посмотрел на меня.
— Что конкретно Вас интересует?
— Скажите, они могут оставаться в городе на ночь?
Вес улыбнулся.
— Аборигены должны покидать город до захода солнца, но, как Вы знаете, некоторые туземные женщины живут с офицерами и для них сделано исключение.
— Им выписывают пропуска?
— Да. Есть специальная форма, ее можно взять в комендатуре.
— А родственники могут приехать к такой женщине погостить?
Лейтенант нахмурился, похоже мои вопросы ему не особенно нравились.
— Такое возможно, — наконец ответил он, — как Вы понимаете, никто не будет специально следить за всеми туземцами, прибывающими в город. Конечно, кто-нибудь из родственников может остаться на ночь в сарае или на конюшне. В господский дом их не пустят.
Обдумывая следующий вопрос, я полез в планшетку за сигарами и случайно наткнулся на обломки стрелы, которые захватил из лагеря лесорубов. Наконечник больно оцарапал руку, и я вскрикнул от неожиданности.
Вес вздрогнул.
— Что такое?
Я выругался, достал стрелу и протянул лейтенанту.
— В лагере меня обстреляли. Вот, подобрал трофей, возможно он Вам пригодиться.
— Зачем? — удивился Вес.
— Эту стрелу в меня выпустил один из людей Муки, думаю такие же используют при нападении на обозы. У нее оперение характерного цвета и наконечник интересной формы.
Следователь нахмурился, взял стрелу в руки, и осмотрел без особого любопытства.
— Не думаю, что она может нам пригодиться. Ее не с чем сравнить. Как я уже говорил, дикари вырезают наконечники из тел и уносят с собой.
— Это-то меня и удивляет, — признался я, — раньше они никогда так не делали. Возможно в этом что-то кроется.
— Очевидно они хотят скрыть принадлежность нападавших к тому или иному племени.
— Но мы же с Вами совершенно точно знаем, что это дело рук людей Муки или нет?
