— Пятый, — сказала я Андрею хриплым голосом. — Я пятый номер.
Спольников сразу всё понял. Он взволнованно и серьёзно посмотрел на меня, кивнул и направился к стеллажу. Покачиваясь, лучик фонарика Спольникова ускользал от меня всё дальше и дальше. Я осталась сидеть в кромешной темноте архива совсем одна, но меня уже не пугали ни темнота, ни погоня. Сейчас меня занимали другие мысли — я хотела узнать всю правду.
Я сидела, тяжело дыша, едва ли в силах двигаться. Ощущая тяжёлый груз волнения, я наблюдала, как Андрей приблизился к стеллажам и достал с полки коробку с моим номером. Ворох пыли взметнулся в воздух и Спольников скривил лицо. Он вытащил из коробки толстую картонную папку и, больше не задерживаясь, направился обратно.
Я опустила лицо, чтобы свет фонарика не попадал мне в глаза. Я слышала каждый шаг Андрея, с которым он приближался ко мне. Прошло чуть меньше минуты прежде, чем Спольников наконец опустился на пол рядом со мной.
Я вытерла слёзы и посмотрела на папку в его руках. Это была обычная плотная папка из светлого картона, в самом центре обложки был наклеен кусок белого листа с моими данными. Имя, дата рождения, группа и резус-фактор крови.
Сверху папки была поставлена большая красная печать «ПОДОПЫТНЫЙ ОБРАЗЕЦ № 5».
— Открывайте, — сказала я тихо.
Андрей кивнул и открыл злосчастную папку. Я старалась терпеливо ждать, пока Спольников просмотрит содержание документов и врачебных заключений, и видела, как менялось и бледнело его лицо, пока он просматривал мою историю болезни.
— Господи, я не могу поверить, — прошептал Спольников, горящими глазами глядя в бумаги. — Твоя аллергия была действительно вылечена пять лет назад. Это те самые анализы, которые я получил в тот день, когда у тебя было распределение. Они не давали мне покоя столько времени. В администрации сказали мне, что ошиблись с бумагами, что у них случилось что-то с системой. Но это именно эти результаты.
Спольников посмотрел на меня. Его глаза лихорадочно горели на бледном лице. Он был в шоке. Нет, другое: он был в ужасе. Я тоже, но у меня едва хватало сил на какие-то эмоции. Меня воротило от всего происходящего. Мне хотелось убежать куда-нибудь в угол этого тёмного холодного зала и заснуть, и проснуться дома, в Куполе. А всё, что здесь происходило сейчас, пусть оказалось бы просто сном.
— Кошмаром, — шепнула я, морщась от острой боли, кольнувшей в висок.
— Больше пяти лет назад у тебя уже не было аллергии, — тихо сказал Андрей, снова проглядывая бумаги. — И уже был иммунитет к аллергену.
— Я могла бы уже давно быть дома, — с горечью сказала я.
Спольников сжал кулак и с силой ударил по папке. Я нервно вздрогнула, но он едва ли заметил это. Он был зол, и я это видела.
Глаза снова защипало от подступающих слёз. Некоторое время мы сидели, погрузившись в безмолвие.
— Невыносимо пытаться осознать, что все, что мы узнали — правда, — сказал Андрей, успокоившись и взяв себя в руки.
— Почему Вы с отцом думали, что лечение будет длиться тридцать лет? — задала я вопрос, который давно меня донимал. — Если я вылечилась всего за десять лет, то почему вы были уверены, что на моё лечение уйдет тридцать?
— Мы ничего не знали о вакцине, которую применяли в бункере для лечения радиационной аллергии, — сказал Андрей тихо. Я заметила, что Спольников был подавлен. — Она была разработана ещё до войны. Эта вакцина была создана почти сотню лет назад. Мы вполне допускали, что для полного излечения аллергии вполне могло понадобиться тридцать лет. Это максимальный инкубационный период, который допустим для полного поднятия иммунитета против аллергена. В каждом случае всё индивидуально. — Андрей прикрыл глаза и тяжело вздохнул. Он со скорбью посмотрел на меня. — Твой отец отправил в лабораторию «Адвеги» анализы, которые у тебя взяли. И здесь сказали, что ты совсем слаба, что тебя придется долго лечить. Максимально долго…
— Сволочи, — выругалась я, закрывая глаза. У меня дрожали губы, и мне было сложно говорить из-за кома в горле. — Вот гады… Но что было дальше? Позвольте мне взглянуть.
Андрей как-то очень спокойно, с апатичной печалью протянул мне папку. Ненавистную и бесценную папку с правдой обо мне. Я осторожно взяла фонарик и посветила на листы бумаги, скрепленные в ней. Я читала всё медленно, едва с первого раза понимая написанное. Мои пальцы почти не гнулись, и я с трудом перелистывала страницы. Спустя несколько минут, мне попалась прикрепленная выписка по сыворотке, пятый вариант которой тестировался на мне.
«Антирадиационная тестируемая сыворотка высокого уровня качества обладает слабым влиянием на организм для создания побочных эффектов. Сыворотка не является прототипом цистамина или НетРадена, создаётся не для выведения радиации из организма, а для изначального повышения иммунитета живого организма к ионизирующему излучению и мутации. Вводится подопытному образцу в течение пяти лет. По прогнозам и анализам, сыворотка будет действовать правильно только при поднятии иммунитета к излучению образца до 100 процентов. Последние четыре опыта показали, что люди разных полов, разных характеристик и разных (первой, второй) групп крови умирали при поднятии иммунитета к ионизирующему излучению в 91 %, третьей — в 95 %, четвертая — неизвестно. Необходим образец с четвертой группой крови, независимо от резуса».
Я нахмурилась и перелистнула ещё одну страницу, наткнувшись на ещё одно из писем Джона Райса, адресованное Сухонину. Оно было прикреплено в конце моей истории болезни. Я сразу же прочитала его:
«Сергей!
Это большая удача, что Орлов написал Вам. Его дочь Мария Орлова прекрасно подойдет для тестов пятой версии антирадиационной сыворотки. Я думаю, что Вы прекрасно понимаете, насколько долго мы не можем найти образец для опытов с четвертой группой крови. Тем более, она будет младше двадцати лет, когда мы начнем тест. Не так страшно, что она больна радиационной аллергией, но нам не стоит начинать тест, пока аллергия не будет окончательно вылечена и иммунитет к аллергену не поднимется до нужного уровня. Берите Орлову на лечение. Сначала её надо полностью вылечить, только после этого начинайте делать инъекции с антирадиационной сывороткой, берите анализы каждые три месяца, наблюдайте изменения. Сыворотка должна поднять иммунитет к радиации. Нужно узнать, насколько высоко поднимется иммунитет к радиации у подопытного образца с её группой крови. Скажите этому дураку Орлову, что его дочь сможет вернуться из карантина только через максимально долгий срок, который только возможно ему назвать, чтобы он ничего не заподозрил. Насколько я помню — не менее тридцати лет, а этого времени нам с лихвой хватит, чтобы провести опыт…»
