– Благодарю вас, герр гауптштурмфюрер. Простите, такое больше не повторится! – очень надеясь, что голос звучал достаточно глухо, чтобы скрасить его вероятные пробелы в произношении.
К строю подбежал грузный, но могучий фельдфебель и, остановившись сбоку от офицера, почтительно поклонился и протянул ему очки. Одновременно он показал Конкину огромный кулак, которого, равно как и вероятной взбучки, Ваня боялся меньше всего. Разведчик внутренне ликовал. Он был принят за своего, стоял в строю, ничем, кроме роста и могучего телосложения, не отличаясь от остальных эсэсовцев. Несмотря на страхи и опасения, форма оказалась идентичной той, что сейчас была надета на остальных эсэсовцах. Эти опасения были отнюдь не беспочвенны. То, что эсэсовцы были одеты в полевой вариант униформы, было чистым везением, ведь, согласно уставу Вермахта, находясь в расположении своих частей, они должны были быть одеты в парадную форму. Так что Конкину повезло. Он стоял, чувствуя, что здесь и сейчас он – свой среди своих…
– Товарищи! – заговорил гауптштурмфюрер звучным и хорошо поставленным голосом, стоя перед строем эсэсовцев вытянутый, как струна, и напряженный. Ваня вздрогнул от удивления, услышав это обращение, к которому, хотя и по-русски, он привык в совершенно других местах. – Многие из вас знают меня как Иоахима Грубера, представляюсь для вновь прибывших, – Иван вздрогнул снова. – Все мы, собравшиеся здесь, так далеко от дома, немцы, товарищи и братья друг другу. Мы связаны друг с другом клятвой перед нашим фюрером, перед нашей Отчизной. Именно здесь и именно сейчас находится один из ключевых участков всей войны. – Голос штурмгауптфюрера стал еще тверже, хотя это казалось невозможным при его уже напрягшемся, как стальной трос, звучании. – Братья! Мы с вами уже видели и еще увидим немало чудес, созданных немецким гением. Призываю вас не удивляться ничему, активно сотрудничать с научными сотрудниками и, как бы тяжело нам ни было, никогда не забывать, что именно здесь, в этих глухих варварских лесах, возможно, и куется тот самый меч, которым фюрер и немецкая нация уничтожит всех наших врагов…
Речь гауптштурмфюрера продолжалась еще какое-то время. Слова были тщательно выверены и подобраны, так что даже Конкин, советский разведчик, люто и всем сердцем ненавидевший находившихся рядом с ним людей, поневоле испытывал уважение к офицеру-эсэсовцу. А ведь он сразу почувствовал, что гауптштурмфюрер ему знаком. Конкин не забыл Грубера. И сейчас, стиснув зубы, молился про себя, чтобы Иоахим Грубер не вспомнил его.
Теперь, после того как Ивану, или Петеру, как его называли «товарищи по оружию», все объяснил этот невысокий и худощавый ученый с умными глазами, он все понял. Теперь он понимал, зачем был нужен этот яркий сноп света и почему немецкие боевые самолеты постоянно летали над лагерем. Он понимал, почему фашистское командование возлагало такие большие надежды на объект. Он понял, что это были за твари, с которыми они схлестнулись в лесу.
Правда, как всегда и бывает, оказалась простой, как мычание, и горькой, как спирт. Когда Ваня наконец понял все, ноги его подкосились, а на глаза невольно выступили слезы. Чувствуя, что глаза затуманивает дымка, а пальцы сами собой тянутся к горлу симпатяги в белом халате Гельмута, он сжался и усилием воли заставил себя сдержаться. Только одно слово сказал он себе: «Позже!»
Окруженная барачного типа строениями площадь была огорожена решеткой со всех сторон, и даже сверху. Яркий свет производили несколько десятков прожекторов, о существовании которых Конкин знал со слов Удальцова, видевшего эту площадку во время наблюдения с высотки. Правда, видел Николай эту площадь издалека, а потому не мог знать о множестве деталей. Первое, что бросилось в глаза, это необычная конструкция прожекторов, которые оказались продолговатыми и куда более мощными, чем обычные зенитные светильники. Да и сам свет, который они испускали, несколько отличался от стандартного.
Прежде всего до того как попасть внутрь, им пришлось пройти несколько рядов ограждений. У последней калитки их ждал хмурый здоровяк-повар в крохотной не по размеру пилотке. Повар-эсэсовец был явно недобро настроен. Он стоял около походной колесной бочки с краном, около которой пирамидой были выставлены пустые пивные кружки. Повар брал одну кружку за другой и наполнял их пенным пивом из бочонка, передавая ожидавшим эсэсовцам. Те, явно не ожидая такого праздничного приема, неуверенно брали полные кружки, столпившись в кучку. Пример подал фельдфебель.
– Ну, я не понял, тут что, девчонки-школьницы собрались?! – молодцевато рявкнул он своей луженой глоткой и осушил кружку парой огромных глотков. Тут оживились и остальные. Ваня спокойно выпил свое пиво, насладившись его вкусом и искоса поглядывая на гауптштурмфюрера. Тот не пил.
Как пояснил здоровяк-повар с простым немецким именем Ганс, пиво предназначалось для того, чтобы перенести непривычные простому солдатскому умишку переживания. Сам повар перестал хмуриться и заметно подобрел после того, как тоже пропустил кружечку пивка. Как оказалось, пиво солдатам выдавали не зря.
Весь периметр площадки был уставлен клетками наподобие вольеров огромных размеров. В клетках этих обитали такие твари, по сравнению с которыми меркли самые страшные ночные кошмары из тех, что Конкин видел, когда в детстве переболел лихорадкой с сорокаградусной температурой и, по словам врача, находился на грани жизни и смерти. Были там и хорошо уже знакомые Ване зеленые твари, которых здесь ласково называли «крокодильчиками». Были огромные, похожие на помесь собаки с волком чудовища, достигающие двух метров в холке, прыгали клыкастые белки высотой в человеческий рост, прозванные «церберами». А над головами эсэсовцев и Ивана с тихим шелестом, расправив крылья, проносились огромные «гарпии», вооруженные когтями и клыком в полметра длиной каждая. Когда эти твари пролетали слишком низко, эсэсовцы приседали в невольном ужасе и хватались за автоматы, висящие на шеях.
– Господа! – тонким голосом крикнул Гельмут, инструктировавший эсэсовцев. – Вам совершенно нечего бояться! Наши подопечные и не думают причинить вам какой-либо вред. Все они хорошо знают немецкую форму и понимают, что мы им друзья.
– Они что, эти гарпии, тоже разумны? – хрипло крикнул фельдфебель.
– Естественно! Они разумны и сообразительны! – крикнул в ответ Гельмут.
– И уж точно они поумнее этого краснорожего фельдфебеля, – вполголоса пробормотал стоящий рядом с Конкиным эсэсовец…
В углу ярко освещенного периметра прямо на земле были выстланы доски. На этом импровизированном полу перед установленной грифельной доской по-немецки ровными рядами были поставлены самые обычные школьные парты, очевидно, экспроприированные рачительными оккупантами в какой-то разоренной советской школе. За партами сидели дети.
