Так вот и шли пленники на северо-восток НРИ, проходя через поселения, перенаселённые беженцами с севера. Люди в них пытались всеми силами пережить эти тяжёлые времена и не сойти с ума. Не от перенаселения, или недоедания было им тошно и больно на душе, не из-за этого женщины и мужчины плакали, ходили в храмы. У них пропадали дети.
В этих краях они пропадали уже давно, но не в таких количествах. Сейчас родителям приходится прятаться своих детей, спать с ними, обняв их как можно крепче, чтобы неведомая сила не утащила их. Но они всё равно пропадают. Уходят из дома словно сами, судя по следам возле дома, а потом, дальше уводятся неизвестными в лес, куда-то на север.
И на стенах стражников прибавили, и полицейских патрулей увеличили, и люди стали запирать все двери и окна, зарядили ружья, отцы и старшие сыновья не спят ночами и охраняют маленьких детей, но ничего не помогает. Всё стало только хуже.
Вместе с детьми иногда начали пропадать и родители. Целые семьи уходили на север. И теперь люди бегут на юг, на запад, куда угодно бегут, лишь бы не оставаться здесь.
Страх полностью поглотил их разумы, они полностью отдались ему и не хотели, чтобы он их отпускал.
И из-за этого страха в одно из поселений Шуппе и его люди с трудом смогли попасть.
— Не пущу! — Кричал старикан на стене, держа в руках ружьё. Рядом с ним стояли шесть крепких парней с автоматами, а с вышек в пришлых целились пулемётчики.
— Неужели ты позволишь нам мёрзнуть и голодать здесь старик? — Спросил Шуппе. — Мы высокоуважаемые наёмники и везём этих беглецов на северную каторгу.
— Она чуть западнее! Так что можете проваливать! За день до туда доберётесь.
— Не зли его дед. — Вмешался в разговор Бывалый. — Этот господин зол сегодня. Он с трудом догнал этих беглецов и доставил до сюда. Не отказывай ему в проходе. — Попытался говорить Бывалый как приличный человек. — А не то через пару дней к тебе приедут с каторги на разборки.
Минимум грубости и щепотка угроз, сделали своё дело. Старик приказал открыть ворота.
— И чтоб без глупостей мне тут. — Вновь заговорил старик. — У нас и так жизнь не сахар, и стрельба нам здесь не нужна.
— Так уж и быть дед, не будем мы здесь стрелять. — Пошутил Бывалый.
Улицы были практически пусты. Весь народ прятался. По улицам ходили лишь патрули.
Бывалый рассматривал местные убранства и ничего примечательного не находил. Деревня и деревня. Крестьяне, свиньи, курицы и дерьмо. Даже и грабить жалко. У таких бедолаг, наверное, каждая копеечка на патрон потрачена, да на ружьишко хоть какое-то.
А атмосфера то здесь была какая. Военная. Словно деревенька возле линии фронта находится и все только и ждут нападения врага.
— Бойцы, можете отдыхать! На это вам даю три часа! И не буянить тут! — Приказал Шуппе всем. Бывалый своим этот приказ повторил, на всякий случай.
Пленников прицепили к столбу, приставили к ним десяток охранников. Лесогона Шуппе забрал, в кабак. Другим не доверял мальчишку.
— Куда они нас ведут Персей? — Спросил Егерь, присев на мёрзлую землю. Ранее у Егеря не было возможности спросить. Пленникам не разрешали разговаривать.
— К старухе. Но она хочет, чтобы её все звали бабушкой. — Наконец заговорил Персей. — Она одна из опаснейших представительниц рода людского, хотя у неё и нет богатств, армии, и личного государства. Её силы схожи с моими, но гораздо мощнее.
— И далеко нам до неё?
— Часа три ходьбы.
— Э! А ну молчать блять! — Крикнул на пленников охранник с не маленькими рогами на шлеме.
Пленники заткнулись.
Голем прижимал Чаровницу к себе. Та уже не могла плакать. Выглядела она болезненно, подавленно. Она была морально уничтожена. Женщина, что пережила не меньше чем Егерь, сломалась от гибели ещё одного друга. Вот так оно иногда и случается.
А Егерь просто устал. Он облокотился на стену кабака и закрыл глаза, не обращая внимания на холод, урчание в животе и боль в ногах. Сон к нему пришёл мгновенно и вырубило то не слабо. Егерь ведь обычно спит чутко, как дикий зверь каждую секунду своей жизни ожидающий нападения. Но не сейчас. Вымотавшийся сталкер погрузился в глубокий сон, без сновидений.
— Дед. Вот скажи мне, нас чего, к той самой бабусе ведут? — Спросил Голем шёпотом. — То есть к той из страшилок? Дети слушайтесь маму, а не то придёт бабка лестная и унесёт вас?
— К ней.
— Но это ведь сказки. Всем ведь людям старше шести известно, что эту бабку с Бабы Яги списали.
— Не сказка, а самая всамделишная быль. И она опасней чем про неё рассказывают. В историях все те ужасы, что она творит в реальности, смягчены до уровня детской страшилки на ночь. Она старше чем сам лес. Она успела пожить ещё в старом мире. Да-да, не удивляйся. Лес и лично Чертовщина наделили её силой и долголетием. За век служения тьме лестной, она изменилась, и хоть зову я её человеком, им она является лишь отчасти, лишь крупицей — разумом.
— Вы чё охуели совсем? Я же приказал заткнуться! — Сказал злобно охранник и отглотнул нечто горячительное из фляги.
***
Лесогона накачали снотворным в последний раз, водрузили в руки Егерю и заставили нести.
Солнце готовилось спрятаться за горизонтом. Градусники показывали минус двадцать градусов.
Люди укутались в одежду, закрыли каждый участок тела, и, пошли. Зашагали по сугробам, протирая очки, зарастающие морозным узором, прячась друг за дружкой от ветра, вздрагивая от холода и жутко скрипящих деревьев.
И чем глубже в лес они заходили, тем хуже было. Стемнело. Температура понизилась ещё. Одежду покрыл иней и стало прохладно даже в зимних комбинезонах.
Только лошади особой породы названной «Льдинкой», чувствовали себя хорошо в этом холоде. Их покрывал длинный мех, а под кожей находился большой слой жира. Лошадки эти не столь быстры, не столь выносливы как лошади иных пород, но этого им было и не надо. Главная их задача, довезти хозяина до поселения в лютый мороз и в случае чего накормить его своим жирным мясо.
Но вот забрезжила надежда. Впереди появился свет. Он подарил людям уверенность, силу, разогрел их кровь, но в то же время и испугал. От куда здесь тьма его подери, мог взяться свет? Поселений здесь поблизости не было. Карты это точно показывали. Да и более старшие товарищи говорили, что отродясь здесь никакого поселения не было. Но вот же оно. В свете отчётливо видны столбы дыма, идущие с печных труб. А печи эти стоят толи в одном большом доме, толи в куче маленьких, соединённых друг с другом коридорами, мостиками, тропинками и прочим, стоящими тут и там, на разных островках, меж деревьев. Домики, или дом с пристройками, странный, или странные, неказистые, сделанные не самым лучшим мастером. Точно поселение. Однако крохотное и определённо стоящее прямо по среди леса, да не просто леса, а ещё и болота. Частокола вокруг этого места нет, что опять же странно. Любой зверь может спокойно зайти.
Как оказалось, Шуппе и его людей уже ждали. Из домов повыбегали уродцы, ревя, улюлюкая и смеясь от счастья. Все в шкуры одеты, или уж совсем изношенную одёжку. А ещё они все как один уроды. Кривые зубы, или клыки, растут чуть ли ни друг на друге. Большинство из этих уродцев даже прямо стоять не может и говорить членораздельно.
«Туда ли я приехал?» — подумал Шуппе. Его тянуло блевать от вида этих «людей», уродов, место которым в газовых камерах. Ну, или в этих хижинах, но только горящих, наполненных пламенем и криками.
Пока Шуппе плевался от вида ликующей толпы. Его люди и «черти», сократили расстояние между друг другом, взялись за оружие покрепче. Они заметили в полумраке их… Кости, черепа, целые скелеты, развешенные тут и там словно грёбаные гирлянды. Они украшали стены лачуг. Черепа целыми связками свешивались с крыш. Кости хрустели под ногами, весели на одежде уродцев, и что самое ужасное они почти все были маленькими, почти все человеческими.
А из домов доносился запах жареного, варёного копчённого мяса. Изголодавшиеся бойцы отчётливо их ощущали. Они хотели есть, но в тоже время их тошнило от понимания того, что за мясо там варилось, жарилось и коптилось.
