— Честно говоря, не знаю. Но ящики с песком — это вроде нее.
— А ведь перекрыли они нам кислород, братцы, — сказал невесело Цыган.
— Застава обходится элементарно.
— И что с того? Являешься ты на рынок без этого их пропуска, и тут-то начинается самое интересное.
— Н-да, ситуация.
— Что делать будем, мужики?
Большой, до этого момента весь сосредоточившийся на дороге — наверное, чтобы не орать от злости, — неожиданно высказался:
— А Гошка-то прав. Что-то надо делать.
— Гошка, конечно, прав, — согласился Белый. — Он у нас всегда прав. Вот только он был капитально неправ, когда устроил в городе побоище Игоря Святославовича с половцами.
— Ты думаешь, это все из-за него? — встрепенулся Костя.
— Запросто, — вздохнул Белый. — Я же говорю — беду он приносит.
— Нет, — отрезал Большой. — Это из-за москвичей.
— Что ты имеешь в виду? — обрадовался Костя. Он терпеть не мог, когда при нем наезжали на Гоша. А Белый делал это регулярно, и всегда за глаза. Ему, признанному лидеру, видимо, совсем не нравилось, что в группе объездчиков появился второй лидер, скрытый.
— Не знаю, — признался Большой.
— А верно, — сказал Цыган. — Москвичи закрыли свой город, так почему бы и местным не сделать то же самое?
— Мы не о том рассуждаем, мужики, — поспешил сменить тему Костя.
— Вы лучше прикиньте, кто придумал, что города вообще надо закрывать? Кто выдумал пропуска? Для этого по нынешним временам нужен приличный интеллект.
— И неплохой объем памяти, — заметил Цыган.
— Поймать бы гада! — выразил общее мнение Большой.
Белый привычно жевал губу. Потом он сказал:
— А неплохая идея.
— Правда? — осторожно поинтересовался Цыган.
— Правда, — кивнул Белый. — Этот тип, который выдумал пропуска, может оказаться здорово похож на нас с вами.
Некоторое время объездчики молча обдумывали услышанное.
— Но почему он тогда командует? — не согласился Цыган. — Почему он еще жив вообще?
— Значит, он нашел ключ, — вздохнул Белый. — Тот ключ, что никак не дается нам с вами. И который не может найти Сан Сеич.
— А я думаю, Сан Сеич его нашел, — пробормотал Костя. — Нет, не думаю, уверен…
— Почему?
— Потому что он каким-то образом приручил нас. Вспомните, какая у нас была поначалу дикая агрессия.
Объездчики замолкли снова, на этот раз минут на пять.
— Почему же он тогда не дает его нам?! — первым не выдержал Цыган. — Чего он боится?
— Он боится закрытых городов, — веско ответил ему Белый. — Патрулей на улицах и пропускной системы.
* * *
Гош нашел Сан Сеича в гостиной. Тот сидел, уставившись бессмысленным взглядом в томик О'Генри, и делал вид, что читает. Лицо у Сан Сеича было красное и опухшее.
Гош, не говоря ни слова, присел рядом.
— Какая интересная здесь библиотека, — сказал он просто для того, чтобы сказать хоть что-нибудь. — Большой романтик был этот фермер, мир праху его.
— Угу, — с трудом выдавил Сан Сеич.
Гош покосился на О'Генри и решил старика немного развлечь.
— Невольно вспомнил забавную историю… — начал было он.
— Не стоит, — попросил Сан Сеич.
— Это не из моей прошлой жизни. Из прошлой жизни книги, что у вас в руках. А дело было так. Мотают срок двое грабителей — Эл Дженнингс и Билли Райдер. Днями тачают сапоги в тюремной мастерской, а вечерами от нечего делать сочиняют приключенческий роман «Наездники прерий». И Райдер постоянно требует от Дженнингса, чтобы в каждой главе было как минимум по одному трупу, иначе роман читать не будут. А Дженнигс возражает, что тогда у них к десятой главе ни одного персонажа не останется. «Слушай, — говорит ему Райдер, — а пойдем, что ли, посоветуемся с Билли Портером. Я знаю, он тоже что-то пишет». Являются они к Портеру, тюремному аптекарю, такому же зеку, да к тому же еще и бывшему подельнику самого Дженнингса. Так и так, говорят, какие будут идеи? А Портер спрашивает — ребята, можно я вам свой рассказец прочту? Только что закончил. Усаживаются налетчики, и он читает им, — что бы вы думали? — «Рождественский подарок по-ковбойски». Свой первый рассказ. Вот так-то, Сан Сеич. Между прочим, Дженнингс все-таки стал литератором. Правда, выпустил только одну книгу — документальную повесть о том, как будучи в бегах, познакомился с О'Генри, потом неожиданно встретил его в тюрьме, а еще позже расхаживал с ним по Нью-Йорку.
Сан Сеич захлопнул томик и положил его на стол.
— Дикий Запад, — произнес он задумчиво. — Молодой и жестокий мир. Вот и думай потом, что судьбы нет. Как нарочно достались ребятам в наследство именно такие книги. Купер, Кервуд, «Сердце Запада» О'Генри… Все бы отдал за хорошую энциклопедию.
— Если слегка напрячься, можно достать, — оживился Гош.
— И не думай.
— Ну хорошо, пусть не я. Пусть ребята в городе пошарят. Я им нарисую, как проехать к библиотеке. Будем надеяться, что еще цела. Тупые как-то по осени загуляли, так чуть полгорода не сожгли.
— Слово-то какое дивное — «тупые»! — усмехнулся Сан Сеич. — Поверь мне, Гоша, не стоит так резко противопоставлять себя этим несчастным. Вот увидишь, когда они проснутся, им будет куда хуже, чем тебе сейчас.
— Не верю я, что они проснутся, Сан Сеич. Им так уютно в их нынешнем состоянии… Закукленный разум, стертая личность, никаких проблем. Живи и радуйся. Зависнут они в этой ипостаси до самого конца. А конец-то близок. Консервы не вечные, пахать-сеять некому. Через несколько лет мы будем за банку «Вискас» убивать.
— Это что такое?
— Еда для кошек. Что, не верится? Я сам удивился, когда в первый раз увидел. То есть, я знал, что за границей такое есть, но чтобы и до нас докатилось… Все-таки удивительно переменилась наша родина за те полтора десятка лет, что выпали из памяти.
— Хотел бы я пожить в эти годы… — мечтательно протянул Сан Сеич.
Гош собрался было возразить, что жили ведь, хотя и не помнят, но тут же одернул себя. «Действительно, — понял он, — не жили. Чего не помнишь, того не было». Он вздохнул и достал сигареты.
— Вздыхаем и вздыхаем, — пробормотал он, закуривая. — Что ни день, то сплошные охи и вздохи. Сан Сеич, а Сан Сеич… Я все забываю спросить — как фамилия-то ваша?
— Корсаков.
— Хм… — протянул Гош. — Знатная фамилия. Случаем не родственник?…
И чудом успел отбить в сторону кулак Сан Сеича, метивший ему в висок. Упал с дивана вперед, перекатился и встал на одно колено, взводя курок пистолета. Ствол глядел Сан Сеичу в переносицу.
Детский психиатр, тяжело дыша, судорожно вцепился руками в диванную подушку. На оружие Гоша ему было, судя по всему, наплевать. Он бы и сейчас на него бросился, если бы не решил обуздать свой внезапный агрессивный импульс. Гош медленно убрал пистолет за пазуху.
