Напарники сноровисто, хотя и с отчётливым ощущением того, что Шатун доходчиво охарактеризовал как «очко жим-жим, но стыдиться как-то не тянет…», добрались до «Горыныча». Алмаз с ходу продемонстрировал добычу, перекинул её Лихо и, плюхнувшись на сиденье, начал яростно жестикулировать в довесок к короткому «уматываем!», давая Знатоку понять, что не хочет задерживаться здесь ни одной лишней секунды. Ни за какие разносолы, «кляксе» их в любую область!
Герман не стал перечить. На лицах Алмаза и Шатуна всё было отражено гораздо впечатлительнее, чем это можно выразить словами. «Горыныч» рванул с места, набирая скорость, и через полминуты Замурино уже скрылось за деревьями. Оставив о себе лишь память, безумную память, в которой было место только рытвинам, на стенках которых подсыхала слизь с преобладающими оттенками багрового и красного. И витающего в воздухе запаха чего-то пряного, неузнаваемого, способного с этого времени вызывать только одну ассоциацию…
— Что там было? — спустя несколько минут затянувшегося молчания спросила Лихо. — Да не молчите вы, мать вашу дырявым ведром по шнобелю! Быстро прочухались и выложили! Всё, раскрыли душу, процесс пошёл!
Алмаз, не вдаваясь в подробности, сжато, в несколько фраз, описал всё увиденное. И вдобавок — унюханное.
— Я с таким ни разу не встречался. — Герман смотрел вперёд, на дорогу, но взгляд иногда растерянно рыскал, потухал. — А уж я повидал — мама, не куксись. Это что-то новенькое Сдвиг из загашника притопырил. Век живи — век удивляйся. Особенно если треть этого века приходится на такие вот мутные пертурбации…
— Логично. — Лихо скорбно пожевала губами, её глаза тоже поблёкли, но без той сероватой дымки, обычно предшествующей обнаружению лжи. — Сколько ещё нам открытий дерьмовых сделать дано на пути… Я вроде бы девочка не из пугливых, а пробирает. Честно.
— М-да… — глубокомысленно изрёк Книжник. — Подписываюсь под каждым словом.
Лихо ничего не ответила на очередное подтверждение того, что в коллективе царит чудное единомыслие. «Горыныч» двигался вперёд, пожирая расстояние бывшей федеральной трассы, за эти годы превратившейся в нечто, характеризующееся сплошь непечатно. По дословному выражению того же Знатока: «Сдвиг бы по этой непроходимости разок прокатить на отечественном автопроме, он бы устыдился, испугался и поспешил откланяться…»
Неизвестно, как в действительности обстояли дела с отечественным автомобилестроением до Сдвига, но «Горыныч» не шибко пасовал перед разбитой четырёхполоской, разменивая километр за километром.
— Ладно. Панихиду справлять будем, когда точно поймём, что анусом дышать — ну никак не выходит. — Герман шустро завертел «баранку», объезжая особенно похабную ямищу, способную сконфузить и полноприводного монстра, созданного оборонкой. — Есть вопросы более насущные. Всё-таки не на чахлый променад в полсотни кэмэ подписываемся. Пять тысяч вёрст — и то если по прямой, да с попутным ветродуем. Есть какие-то инициативные предложения? Пожелания? Конструктивная критика? Давайте, вносите общий вклад в великое дело — не мне же одному серым веществом вибрировать на предельных мощностях… И вообще — ничего, что я тут вроде как больше всех воздух сотрясаю? Для пользы дела, конечно же, но вдруг кому это поперёк тонкой душевной конституции? Я же всё-таки человек сторонний.
— Если бы меня в последние несколько часов хоть чуточку торкнуло, — Лихо улыбнулась самым уголком рта, — я бы тебя из-за руля собственноручно выкинула ещё в Замурино. Чтобы шёл на все триста шестьдесят градусов одновременно, мелкими шажками. Или там — вприпрыжку, как тебя больше устраивает… Считай, что ты в команде, если, конечно, у тебя нет других планов на будущее.
— Я, конечно же, слишком стар для всего этого дерьма. — Герман сделал шутливо-плачущее лицо. — Но ввиду того, что все мои планы пребывания в Суровцах откладываются по вине форс-мажорных штучек-дрючек… Короче — согласен на должность массовика-затейника, причём сугубо за харчи и овации развлекаемых. Оцените мою сговорчивость. Остальное — по обстоятельствам. Договорились?
— Если бы я знала индивидуума, с которым бы ты не договорился, — Лихо улыбнулась чуть явственнее, — я бы ему самолично небо в брюликах показала. Всеми возможными способами.
— Короче, договорённость вступила в силу?
— Точно.
— Вот и ладненько! — Герман усмехнулся и посерьезнел. — Лирика кончилась, началась работа. Ещё раз спрашиваю — есть какие-то предложения, доводы, ещё что-то? У нас ведь теперь только один вариант — бодаться до упора и молиться, чтобы упор не треснул. До бывшей Первопрестольной сначала добраться надо, потом — Урал, Сибирь. Места исторические. Жаль только, что к досдвиговой эта история никакого отношения не имеет.
— «Зайти — не выйти», «Душегубка», «Чёртов заповедник»… — встрял в разговор Книжник или желая блеснуть эрудицией, или оттого, что ему надоело присутствовать здесь в виде бессловесного статиста. — Да как же мы…
— Молча! — оборвала его Лихо. — Или с криком. Как было сказано выше, хотя и немного по другому поводу, — «по обстоятельствам».
Книжник замолчал, покосившись на блондинку; впрочем, без какого-либо налёта обиды на лице. Виноват, сглупил-с…
— Нескромно замечу, что есть в моём присутствии один небольшой, но очень упитанный плюсик. — Знаток игриво поднял бровь и снова стал серьёзным. — Я те места, в которые нас судьбина из Суровцев перепасовала, — знаю. Не каждую кочку, конечно же, — но на три четверти отметился. Тёмные места, позвольте доложить без всякого жеманства. Книжник верно перечислил, но только самые прогремевшие. Да только их там поболе наберётся — конечно, не такой крупняк, как «Душегубка», но есть тревожные, есть… Возможно, придётся в обход петлять.
— В срок-то уложимся? — пробасил Шатун. — А то «петлять» можно до бесконечности, слышал я про такие выкрутасы…
— А тут как в лотерее! — Знаток пожал плечами. — Я, конечно же, не Вано Сусанидзе, который, насколько мне известно, никому в хреновые навигаторы не нанимался. Сделаю, что могу. Но гарантировать, сами просекаете, не получится. Это вам не в сортир поутру наведаться. Давайте загадывать не будем. Сначала до бывшей златоглавой доберёмся, потом ещё шажок-другой сделаем. Глядишь — и мы уже в кандидатах на получение специально учреждённой награды «Нагнувшие Сдвиг», первой и единственной степени. Что касается связей Андреича, о которых так прочувствованно вздыхала наша единственная представительница прекрасного пола, — есть они и у меня. Не так разветвленного конечно же, но вполне приемлемо. Глыба был человеком государственным, хотя осталась от того государства лишь похабная пародия. Уродливый слепок. И знакомства у Андреича были повыше — это да. А у таких как я — перекати-поле, завязки другие. Уровень, конечно, не тот, но хлама в друзьях не держим-с. Моральные принципы, ага.
