Ходить в трехслойной одежде оказалось не так уж и трудно. Приноровившись, она даже стала получать удовольствие от собственных «скользящих» движений, заметила, как изменилась походка, подумала, что это, наверное, красиво выглядит со стороны… И решила все-таки заняться делом. По мужчинам вокруг она, как показалось бы со стороны, безразлично скользила взглядом, а в действительности очень цепко подмечала все мелочи и детали их поведения. Например, как каждый из них смотрел на Иедаваиа и на нее, его спутницу. Уже по одному взгляду можно было многое понять.
Например, сколько же в действительности сторонников у владетеля Ромалепа.
Визуально получалось, что немало.
Слегка повернув голову к Рейру, она произнесла на русском:
— Сделай морду кирпичом.
— Ты хочешь, чтоб меня тут все скопом забоялись? — немедленно отозвался он.
— Нет. Чтоб зауважали.
— Ладно. Постараюсь.
Изменилось ли что-то в его лице или нет, она так и не узнала, потому что смотреть в его сторону времени не оставалось. Иедаван вступил в беседу со сторонниками и другими претендентами, и, хотя разговор шел на ромаленском наречии, каждый привносил в него свои оттенки, свои жаргонные и диалектные словечки, так что Кайндел зачастую с трудом ловила за хвост обсуждаемую мысль. Наблюдать за лицами ей это не мешало, однако требовало полного сосредоточения.
Разговоры шли о чем угодно, только не о том, ради чего, собственно, все здесь собрались. Слушая обсуждение видов на урожай и отличной погоды, она безмолвно хихикала, пытаясь примирить образы беспощадных опытных военачальников с эдакими типичными крестьянами, оценивающими перспективы вызревания брюквы и количество центнеров с гектара. Впрочем, здесь ее ничего не удивляло, политики привыкли прощупывать почву под прикрытием болтовни «ни о чем» и у нее на родине.
Имена гостей объявляли герольды, объявляли громко и на пяти основных иавериских языках, из которых девушка знала только один, а Рейр вообще не понимал ни словечка. В какой-то момент, услышав знакомое имя, она повернулась к выходу с чарующей и вместе с тем вызывающей улыбкой на губах. Мужчина, входивший в залу, наткнулся на ее взгляд, как на тонкий стилет, вынутый из-за корсажа. Правда, он владел собой не хуже Иедавана, поэтому сумел вежливо поклониться в ответ, словно и не было в его душе смятения или нервозности.
— С кем это ты перемаргиваешься? — осведомился мейстер Круга.
— Приветствую давнего знакомого. Я его, как это говорят, «спалила» на вранье. Вранье имело место на суде, а для местных это очень серьезный проступок. Против чести.
— Я вижу, честь у них такая универсальная пугал ка.
— Она едва ли мешает им лжесвидетельствовать, насиловать, грабить и убивать, однако определенным образом дисциплинирует в отношениях друг с другом… Этому лорду Иедаван не мог сделать ничего особенного, только лишил своего покровительства. Но тот, похоже, быстро отыскал себе другую крепкую руку.
— Один из врагов, как я понимаю?
— Да.
— И правителя, и твой личный. Так?
— Видимо.
— Значит, надо быть начеку.
— Уж не собираешься ли ты играть здесь роль моего телохранителя?
— Я никому не позволю причинить тебе вред.
— Лучше уж причинишь его мне сам. Верно?
— Где-то так…
Он при этом сдержанно улыбнулся, и по лицу его можно было решить, будто он сказал ей некую нейтральную любезность. Девушка впервые восприняла подобную его фразу только как легкую шутку, и никак иначе. Сердце не дрогнуло, и беспокойства ничего не вызывало. Просто фраза, в которой едва ли крылся какой-то намек. Она удивилась самой себе. «Наверное, начинаю привыкать».
Хотя о том, что с Рейром надо быть чрезвычайно осторожной, она помнила хорошо.
Когда болтовню об урожае и обстановке замковых покоев прервало официальное приглашение в зал переговоров, где присутствующие расселись на длинных скамьях, расставленных амфитеатром в три ряда, спутник Кайндел почти сразу принялся теребить ее за плечо.
— О чем речь-то? Пытался составить заклинание перевода, но здесь магия не действует, даже такая простенькая.
— Естественно. Все присутствующие владеют магией. Конечно, в определенных пределах, по представь, что кто-нибудь из них что-то не поделит с оппонентом и начнется ссора с применением чар.
— Да уж… Они и так тут при оружии!
— Это традиция, что поделаешь…
Гости переговаривались шепотом, чтоб никому не мешать. Обмен репликами лишь немного отвлекал курсантку от происходящего в зале. Да, собственно, никаких серьезных обсуждений вот так с ходу она не ожидала. Сессия должна была занять по меньшей мере неделю, первые пару дней они будут знакомиться, присматриваться друг к другу, примериваться. Потом заговорят о деле.
— Пока ничего интересного. Собственно, мы тут сегодня нужны только затем, чтоб народу показаться. Чтоб оценили выражение твоего лица и мой наряд.
— Я понял, — мужчина улыбался.
Последние дни он часто улыбался, она это заметила. И на этот раз, чувствуя, что в нем сейчас гуляют как раз те мысли, которые она так хотела бы услышать, Кайндел внутренне напряглась, сосредоточилась, сохраняя прежнее беспечное выражение лица. Наклонившись к нему, она шепнула: «Прогуляемся сегодня?» Он согласно кивнул в ответ. У него было легко на душе, и это должно было облегчить девушке путь к ее цели. Крутя на пальце перстень с символом Ромалена, она обдумывала, как следует вести себя. Было немного страшно, потому что манипулировать таким человеком, как Рейр, опаснее, чем играть со смертью.
Внутренне беснуясь, она тем не менее с убедительным спокойствием дождалась окончания сессии этого дня. Вечером предстоял ужин, но часа три на прогулку оставалось. Сегодня надо было хоть что-то рассказать Одину, ведь ОСН уже сейчас пора начинать готовиться к возможной атаке, если она планируется. Иначе, даже если удастся что-то узнать, может оказаться слишком поздно. Надо быстрее…
Но за дверьми зала советов ее остановил Ил-ванхад, который был слишком незначительным человеком, чтоб его допустили внутрь. Своего лорда он ждал снаружи. Как выяснилось, ее тоже.
С тех пор, как она совершенно случайно и без особых усилий помогла ему оправдаться на суде, иавернец проникся к ней такой благодарностью, словно гостья из соседнего мира по меньшей мере спасла от верной и страшной смерти всю его родную деревню с ним во главе. А может, так оно и было па самом деле. Девушка пока еще мало разбиралась в местном судопроизводстве, но чувствовала, что Илваихаду тогда предъявлялось едва ли не самое тяжкое обвинение из возмолсных. Так что его тоже можно было понять.
