Вяление продолжалось. Корзины с готовой провизией быстро наполнялись, а затем под руководством Мигеля по очереди переправлялись на «Грозный».
Лера особо ничем не могла помочь в сборах, поэтому вместе с Милен наблюдала за приготовлениями со стороны. Мышь оставили дома. Девушка не захотела выносить ее с собой на ветер.
– Ну, вот и последний день, – вздохнула датчанка. – Завтра вы уплываете.
– Не думала, что Император так быстро примет решение, – призналась Лера, кутаясь в куртку. – Видно, наш сигнал сильно его заинтересовал.
– Как считаешь, они выжили?
– Трудно сказать. Теперь это забота корейцев. Они проверят.
– А тебе самой не хотелось бы посмотреть?
– Знаешь, за последнее время я столько всего увидела… – Лера прислушалась к себе и удивилась царившему внутри равнодушию. Весь энтузиазм, надежда, которые питали ее еще тогда, на пути в Антарктику, сейчас куда-то исчезли, уступив место пронизывающей пустоте. Она уже ни на что не надеялась и не хотела ничего решать. – Если там действительно кто-то есть, уверена, Император поможет им.
– Устала?
– Да, устала, – согласилась Лера. – Я так много перенесла. Несколько раз была на грани смерти. Мы потеряли друзей в пути. Грустно осознавать, что все было напрасно и мы вернемся ни с чем.
– Но вы же побывали в стольких местах, – возразила Милен. – Убедились, что в некоторых уголках планеты еще сохранилась жизнь. Разве этого мало?
– А толку? В Антарктике люди каким-то образом выживали все двадцать лет, хоть там и не было радиации. Сплачивались в общины, учили чужие языки. Вы вот тоже живете. И что? Мы теперь – всего лишь осколки разбитого когда-то одного целого. И собрать обратно уже ничего не получится. Как бы нам всем ни хотелось…
– Не говори так, – попросила Милен. – А надежда?
– Надежда, – с грустью усмехнулась Лера. – Только слово, не более того. Вирус, способный очистить землю от заражения, на который мы все так надеялись, безвозвратно заперт во льдах. У вас было Хранилище, и где оно теперь? Уничтожено. Я вернусь домой и снова спрячусь под землю. Нет больше надежды, Милен. Ждать своего конца, вот что нам всем осталось. Это наше проклятие.
Она замолчала, наблюдая, как по берегу Паштет и Треска, как обычно о чем-то споря, тащат к пирсу корзину, доверху наполненную вяленым мясом.
– Но у тебя же остался контейнер из Хранилища, помнишь? Хоть что-то ты привезешь домой.
– Всего лишь маленький кусочек прошлого, – горько ответила Лера. – Да и чего по настоящему ценного можно спрятать в такой маленькой коробочке.
«Calla Lily. Zantedeschia aethiopica» – девушка вспомнила таинственную этикетку с надписью на контейнере, лежавшем в кармане куртки. Все-таки интересно, что это означало? Необычное растение или какой-нибудь полезный овощ? Споры грибов, семена, законсервированная рассада? И какой стране на их огромной планете они раньше принадлежали?
Лера знала, что на все эти вопросы можно было придумывать какие угодно ответы, но выход получался только один – ничего не станет ясно, пока она не откроет контейнер.
Когда она собиралась это сделать? Девушка еще не знала.
– Как думаешь, что там? – видя ее задумчивость, спросила Милен.
– Что бы там ни было, сейчас мне не хочется его вскрывать. Может, когда приеду домой. Если мы, конечно, вернемся.
– Вернетесь. Не грусти, – датчанка дотронулась до Лериного плеча и встала с камня, на котором они сидели. – Пойдем со мной.
– Куда?
– Погуляем. Или ты хочешь весь день тут просидеть на ветру? Олаф на охоте. У нас и так осталось немного времени. Давай проведем его вместе.
Лера послушно встала. Она действительно не знала, чем хочет заняться. Пусть Милен распоряжается ею, как хочет, по своему усмотрению.
– Как новый дом?
– Большой, – с готовностью ответила Милен. – Там очень уютно. И Олафу нравится.
– Здорово.
Девушки пошли через деревню, и каждая думала о чем-то своем. Лера прекрасно понимала настроение подруги. Женитьба – большой шаг для каждого человека. Теперь у Милен есть семья. Девушка ценила, что эти последние часы Милен проводит с ней, а не с мужем. Да и он же был на охоте, датчанка сама сказала. Быт и работа на островах были превыше всего. Даже вопреки традициям.
Миновав центральную площадь с колодцем и сигнальным колоколом, они направились к хозяйственным постройкам, где содержался скот.
– Возьмем с собой Ромашку, – предложила Милен, отпирая двустворчатые двери в стойла, где содержались пони. – Ей тоже будет полезно пройтись.
Милен вывела лошадку на улицу, и Лера забралась в седло. Взяв Ромашку под уздцы, датчанка зашагала по тропинке в сторону леса.
Сидя верхом, Лера смотрела на приближавшиеся деревья и старалась как можно крепче впитать в себя новое, пришедшее лишь на островах ощущение. Пьянящее чувство свободы, наслаждаться которым ей осталось всего каких-то несколько часов.
«Несправедливо, что мой дом находится под землей, – покачиваясь от размеренного шага животного, думала девушка. – Неужели мне придется всю жизнь просидеть взаперти в Убежище? Как же не хочется снова надевать противогаз!»
Лера знала, что будет скучать по этим краям. На землях «Братства» дышалось легко и непринужденно. Здесь не нужно было бояться отравленного радиацией воздуха, мутантов или ядовитых осадков и испарений.
Но дом есть дом. Лера вздохнула. Сняв с пояса самодельную флягу, когда-то смастеренную Батоном специально для нее из плоского фильтра от бэушного противогаза, она отвинтила крышку и сделала маленький глоток воды, которую за все время их путешествия, в целях безопасности, неизменно брала только на «Грозном». Но здесь, на Фарерах, это была пригодная в питье жидкость, добытая из колодца «Братства». Железистая и в то же время мягкая. Она понравилась Лере.
В Пионерске такого не было. Там вода была маслянистая, с привкусом порядком износившейся за двадцать лет техники, да и от заражения тифом или дизентерией ввиду некачественной обработки никто не был как следует застрахован.
Что поделать. Это была ее судьба. Ее воздух навсегда пропах прелой резиной гражданского «ГП-7». Она вернется обратно и снова станет выходить на поверхность, чтобы охотиться на забредающую в окрестности Убежища живность. Она знала, что будет это делать. Знала, что не сможет спокойно сидеть без дела. Ей нужно было хотя бы на короткий миг выбираться из четырех стен, в которых ее приговорили провести всю оставшуюся жизнь. Упрямо, раз за разом красть у ядерного кошмара крохотный кусочек фальшивой свободы.
Милен тем временем свернула на боковую тропинку, ведущую в сторону от большой поляны, где она учила подругу стрелять из лука. Чем глубже они уходили, тем лес становился влажнее.
