— Он играет с нами, — сказал Харг, — словно кот с полузадушенной мышью, — его руки немного дрогнули при этих словах, — один за другим. Сначала Горлик, потом Лолис; кто следующий? Мари, возможно, или Чом, или я?
Его руки механически перемешивали колоду карт. Он вытащил одну наугад и перевернул:
— Джокер! Шут и болван! — воскликнул он горько, — мы все, похоже, болваны. Что нам стоило спокойно сидеть дома и никуда не стремиться?
— Я обследовал корабль, — сказал Карн Дюмаресту, — пытался проникнуть внутрь. Там, на борту, есть лазеры и другое оружие, которое мы могли бы использовать при необходимости. Но попасть внутрь по-прежнему невозможно.
— Оружие вряд ли нам потребуется, — возразил Чом, — мы должны использовать окольные пути. Постараться удивить, заинтересовать, наконец, обмануть это чудовище. Может нам заключить с ним какую-нибудь сделку?
— Я уже думал об этом, — Карн покачал головой, — нам нечего предложить ему.
— Я не согласен с вами, Карн, — Дарока смахнул травинку, прилипшую к запястью, — мы знаем, что Тормайл скучает, что ему необходимо что-то, заставляющее заинтересоваться, увлечься. Может, это задача, шарада, головоломка. Вы наверное знаете одну: о брадобрее?
— Там говорится об одной деревне, в которой всех мужчин бреет один брадобрей, — сказал Харг, — и при этом ни один из мужчин не бреется сам. Вопрос: кто бреет брадобрея? Причем надо учесть, что все мужчины деревни — всегда гладко выбриты.
— Чепуха! — Мари не сдержалась, — неужели вы думаете, что Тормайла заинтересует эта детская шарада?
— А почему бы и нет? — ответил Дарока, — ведь у этой загадки нет ответа. Все мужчины — выбриты. Всех бреет один цирюльник, но кто тогда бреет его самого. Это — парадокс.
— Если бы наши жизни зависели от подобной глупости, то лучше было бы сразу расстаться с ними, — сказала Мари веско, и повернулась к Эрлу: — Эрл, что ты думаешь обо всем этом?
— Дарока может попытаться, — ответил Эрл медленно, — надо попробовать все. Я думаю, что лишнее упражнение для ума не повредит Тормайлу. Может, нам и повезет.
— Что значит «повезет»? — неожиданно раздавшийся голос сочился откуда-то из-под основания корабля. Мари тихо вскрикнула, а Чом закашлялся от нехватки воздуха.
— О, Господи! — произнес Карн, — что это было?
— Я — Тормайл. — От корабля отделилась странная тень и направилась в их сторону. — Так что такое везение?
Он выглядел странно, даже гротескно, если вдуматься, словно неоформившаяся до конца фантазия ребенка. Он был высоким, мускулистым, с лицом, которое всем показалось знакомым. Да, так мог выглядеть Горлик: слегка располневший, расплывшийся, словно размытый рисунок. Но фигура и лицо несомненно имели его черты.
Существо повторило снова:
— Я Тормайл, и меня заинтересовало ваше словосочетание. «Повезти»? Везение, удача? Объясните.
Харг облизнул пересохшие губы:
— Комбинация счастливых случайностей. Но почему…
— Почему я появился перед вами в подобном обличье? — голос уже не был столь бесцветным, как раньше. В нем проскальзывали интонации любопытства, заинтересованности. — Чтобы нормально общаться с вами, я решил принять похожий внешний вид. Мне показалось, что мой прежний способ слегка оттолкнул вас; кроме того, я получил дополнительную информацию от первого подопытного образца.
Эрл спросил резко:
— А второй человек? Девушка?
— У нее более сложная структура и характер. Я продолжаю исследования.
— Ты убил их, — с ненавистью произнесла Мари, — разрушил их молодые жизни.
— Подобное разрушение было неизбежно, исходя из моих целей. Мне необходимо было анализировать отдельные части материи, мозга, всей системы. Но это не имеет значения. Расскажите мне о везении, счастье, удаче.
Существо выслушало объяснение Харга, кивнуло и сказало:
— Я понял. Такой набор случайностей, который приводит к желаемому результату. Для вас это важно?
— Да, — ответил игрок.
Рука Тормайла поднялась и остановилась, указывая на Мари:
— А для вас?
— Нам не повезло, — ответила она, — поэтому мы оказались здесь.
— Значит, понятие везения было одинаковым для всех вас в этом случае?
— Да, — сказал Харг.
— Нет, — ответила Майенн.
— Объясните.
— Для каждого человека существуют свои наиболее важные для него конкретно ценности жизни, — ответила Майенн. — Харг — картежный игрок, поэтому везение, удача для него особенно важны. Для меня существует другое.
— Что именно?
— Любовь.
— Любовь? — Тормайл казался озадаченным. — Звучит слишком знакомо. Второй экземпляр, которого я подверг анализу, говорил очень много именно об этой концепции. Любовь — это то, чем вы занимались у ручья?
— Это часть ее, но не все.
— Существует и остальное? Конечно: чувства, эмоции. Данные уточняются. Принять решение, действовать с учетом последней концепции и метода. Более частные, непохожие поступки.
Рука снова поднялась:
— Вы?
— Я обязан командовать, — скупо сказал Карн, — нести ответственность.
— Вы?
Чом ответил, ухмыляясь: — Жить в комфорте!
— Вы?
Дюмарест сказал: — Выжить, несмотря ни на что. Это базовая функция любой мыслящей субстанции.
— Я продумаю свои дальнейшие действия, которые помогут мне достичь желаемого результата. Позже я скажу вам обо всем. А сейчас — стемнеет, и вы должны спать.
Существо исчезло. Небо потемнело; появились горошины звезд.
И все провалились в глубокий, болезненный сон…
Чом приподнялся, кряхтя, его лицо было искажено гримасой боли и недовольства:
— Тормайл, по крайней мере, мог бы позаботиться и о более мягких постелях для нас.
Дюмарест взглянул в небо. Оно снова было ярким и мерцающим. Эрл чувствовал себя разбитым и не отдохнувшим. Они все уснули там, где находились в момент исчезновения существа; словно впали в анабиоз одновременно с наступлением темноты. Принудительный сон, который дал всем мало полезного.
Постепенно проснулись и остальные. Дарока приводил в порядок свой костюм; его перстень сверкал в лучах небесного светила.
— Что нового мы узнали? — он спрашивал всех одновременно. — Тормайл пришел и говорил с нами. Что это дало нам?
— Он сформулировал направление своих дальнейших действий, — ответил ему Харг, — что-то, что поможет достигнуть желаемого результата. Какого?
— Того, который поможет ему справиться с одолевающей его глубокой скукой, — Чом потирал затекшую спину, — а нам по-прежнему нечего предложить ему. У нас нет ничего.