эти люди видели, как он убил Вяземского, или что?
— Он участвовал в шантаже Пудовского, а кроме того…
— А вы расследуете убийство Вяземского или шантаж Пудовского? — спросила она, наклонившись к ротмистру еще ближе. — Христофор Викентьич, какого черта здесь вообще происходит⁈ Ловить шантажистов — дело сыскной полиции. Ловить бунтовщиков — дело охранки. Почему этим занимаетесь вы, тратите на это служебное время и ресурсы, хотя ни одного доказательства причастности этого деятеля к убийству князя нет? В Петербурге читали ваш отчет и очень недовольны ходом расследования. У князя есть влиятельные родственники, их очень раздражает то, что вы гоняетесь за призраками вместо того, чтобы…
— Осмелюсь доложить, — прервал ее, дипломатично кашлянув, Трезорцев, — но имеются оперативные соображения, указывающие на причастность именно этого вампира. Главное из них то, что вампиров в империи вообще не так уж много, и большинство из них сидит смирно, законов не нарушает, если и поймает какого мужика в лесу, то и того досуха не выпьет, отпустит восвояси. Здесь же преступление совершенно неслыханное, убит высший аристократ, и одновременно в его же бывшем имении занимается сомнительными делами еще один вампир. Совпадение? Не думаю. Тут прослеживается связь, у нас нет в разработке вампиров, на которых падало бы подозрение в большей мере, и поэтому…
— Да вы с ума сошли! — Ермолова уставилась на него так, словно он только что высморкался в занавеску. — Что значит, «нет в разработке вампиров»⁈ А вот это что тогда такое⁈
Она порылась в бумагах на столе, извлекла из дела один лист и красноречивым жестом бросила его на стол поверх прочих. Герман наклонился поближе и увидел, что это был отчет о допросе Рождествиным баронессы фон Аворакш.
— Вот же вампир, прямо у вас под носом! — победительно произнесла она.
— Как видите даже по отчету, эта версия прорабатывалась, — дипломатично произнес Трезорцев. — Однако вот как раз здесь-то никаких улик не нашли, а следовательно…
— А следовательно бросили искать! Восхитительно! — майор с саркастической улыбкой похлопала в ладоши. — А ведь стоило вам взять на себя труд проверить документы, что есть в деле… не хочу хвастаться, но я нашла кое-что прямо за это утро, пока вас дожидалась.
С этими словами она тем же небрежным жестом бросила на стол еще один листок. На сей раз это оказалась копия той записки, что нашли на столе у Вяземского: «12 маскарад предупредить».
— Знаете, о чем здесь написано? — спросила она.
— Мы предположили, что князь кого-то хотел предупредить на ближайшем своем маскараде. Да вот не успел.
— А вот и нет, — снисходительно улыбнулась она. — Двенадцатого июня… то есть, собственно, послезавтра, и в самом деле должен состояться маскарад. Вот только не у князя Вяземского, а в загородном имении баронессы фон Аворакш. И покойный очевидно кого-то хотел предупредить об опасности, которая на этом маскараде может ожидать. Вот только в планы устроительницы маскарада не входило, чтобы он кого-то предупредил. И она позаботилась о том, чтобы князь этого не сделал. Вот только бумаги на его столе хорошенько не проверила, и благодаря этой небрежности вам в руки попала ценнейшая улика, которую вы, впрочем, не сумели должным образом интерпретировать.
На Трезорцева было жалко смотреть — он стоял словно оплеванный. Герман и сам чувствовал себя не в своей тарелке — настолько лихо новое начальство взяло быка за рога.
— Но позвольте… — Трезорцев едва поспевал за ходом ее мысли. — Соображение прекрасное, но что же делать? Явиться с полицией и отменить маскарад, чтобы порушить этой вампирше планы?
— Ни в коем случае! — всплеснула руками Ермолова. — Все дело погубите! Нет, здесь надо действовать тоньше. И я даже знаю — как. Прямо сейчас отправлюсь по своим знакомым и добуду у кого ни есть приглашение. Как буду выманивать — это уж мое дело. Но, конечно, целую ораву ваших жандармов я с собой взять не смогу. Максимум, на что можно рассчитывать, что смогу урвать приглашение на две персоны. Таким образом, мне нужен симпатичный сопровождающий, чтобы я могла сойти за скучающую графиню, а он — за моего мужа… или не мужа… вот хоть бы этот ваш эльф. Как его? Рождествин? Вполне подойдет.
У Германа даже кулаки сжались от того, что он стоит у нее перед глазами, а она «симпатичным сопровождающим» назначает Рождествина.
— Поручика никак невозможно, — пришел ему неожиданно на выручку Трезорцев. — Допрашивал баронессу, и лично с ней знаком, стало быть. Ну как она узнает жандарма, что к ней приходил? Скандал выйдет.
— В маске, пожалуй, и не узнает… — задумчиво произнесла Ермолова. — Хотя уши… да, пожалуй, это рискованно.
— Я к вашим услугам, — не выдержал Герман.
— Вы? — майор смерила его оценивающим взглядом. — Ну, что ж, вы тоже сойдете. Необходимо будет одеться подобающим образом. Вероятно, потребуется фрак. У вас имеется?
— Не извольте беспокоиться, — Герман светски поклонился.
— Ну и прекрасно, — княжна еще раз смерила его взглядом и покачала головой.
— Однако как же быть с «Черным пределом»? — спросил Трезорцев. — Операция по внедрению намечена на сегодня. Неужто все отменять?
— Я вам уже говорила — ловля революционеров не в компетенции нашего департамента. Я сегодня же передам все сведения в охранку, пусть они этим делом и занимаются, а нас известят о результатах. Заодно выясню насчет лаборатории. Завтра же мы с вами, корнет, отправимся добывать приглашение, а затем — готовиться. Маскарадные костюмы нужны непременно, и разумеется — дорогие. Надеюсь, у вас в Москве имеется приличная лавка?
Это «у вас в Москве» было произнесено таким тоном, что Герману, который и сам хотел бы со временем обосноваться в Петербурге, все-таки, стало за родной город обидно.
— Разумеется, есть, — ответил он с достоинством. — Буду чрезвычайно рад составить вам компанию.
— И запомните, мы туда не развлекаться едем, — строго сказала майор. — Смотреть необходимо будет в оба, не зевать. Мы не знаем, как именно эта бестия собирается нанести удар, а главное — кому она его нанесет. Каждый гость в опасности, а их, быть может, будет много. Впрочем, я вас еще отдельно проинструктирую.
Она вздохнула.
— Эх, мне бы сейчас хоть кого-то из моих петербургских сотрудников. Но некогда уж их выписывать, все на заданиях. Что ж, будем работать с тем, что есть.
Глава двенадцатая, в которой совершается преображение
Весь следующий день Герман, перешедший в распоряжение майора Ермоловой, провел, сопровождая ее в разъездах по Москве. Начали с того, что поехали на служебной пролетке в Старопанский переулок, где в собственном доме проживала графиня Урусова. Как сообщила по дороге Ермолова, та была ее подругой еще в пансионе мадам Шато, и до сих пор они состояли в переписке.
Урусова — пышная красавица с медной волной рыжих волос — приняла их в изящно отделанной гостиной. С Ермоловой она обнялась, назвала ее «шер Тани», а на Германа уставилась с лукавым любопытством.
— Твой кавалер? — спросила она, улыбнувшись уголками рта и разглядывая Германа с таким выражением, с каким опытный барышник смотрит в зубы лошади. — Хорош, нечего сказать. У тебя, кажется, появился вкус на мужчин, а то в прошлом-то ты этакой скромняшкой была — я боялась, что ты старой девой так и останешься. Даже жалела тебя.
— Перестань, — Ермолова поморщилась, на щеках у нее появился румянец, делавший ее лицо удивительно милым. — Что за выражения? Герман Сергеевич — мой подчиненный. Бог весть, что он о тебе подумает.
— Подчиненный? — Урусова переспросила таким тоном, словно ей сказали, что Герман — крепостной кучер. — Ну, с подчиненным, конечно, неинтересно. Фи.
С этой минуты она, кажется, о Германе совершенно забыла и адресовалась к нему лишь пару раз, исключительно из светской учтивости. Германа это слегка задевало, и он отвечал на ее вопросы светски холодно, и больше уделял внимание убранству гостиной. Был за ним такой грешок — любил он бывать в настоящих, бонтонных аристократических домах и разглядывать, как там все устроено. Не то, чтоб завидовал, а скорее интересовался и примечал. Авось, пригодится когда и для собственно обустройства.
Дом Урусовых был отделан шикарно, но как будто слегка чересчур. Яркие обои, вышитые китайскими иероглифами шелковые покрывала, розовая обивка диванов и обрызганные духами бумажные цветы — все это выдавало то обстоятельство, что отделкой дома занималась исключительно дама, кажется, с мужем совершенно не советуясь.
Пока они шли по устланному цветастым ковром коридору, Герман услышал птичье пение и заметил сидящих на золоченых карнизах чижей и зябликов, в воздухе же то и дело пролетали от окна к стене и обратно крупные яркие
