– Их и используем, – вставил Куракин.
– Э! Ведь заставы на всех дорогах! Тропинками пройти можно, но они узкие, не для войска.
– Разве такую силу заставы удержат? Сомнём!
– Шумно получится. Да пока драться будут, гонца к наёмникам послать успеют.
– Князья, позвольте слово молвить.
Похоже, об Андрее князья забыли.
– У меня есаул козачий есть, надо с ним переговорить. Он главный на заставе. Если согласится, пропустит войско.
– Наш пострел везде поспел! Продолжай.
– Денег я ему не обещал, но жизнь сохранить – это обязательно.
– Условие принимаем – так ему и передай. Он пропустит наших и пусть сразу уходит верхами от беды. Мы-то его не тронем, но представляешь, что будет, когда народ за поляков возьмётся? Он же будет всех без разбора на вилы и ножи поднимать – и ляхов, и козаков. Объясни ему это.
– Завтра же переговорю.
– И нам одной заботой меньше. О деталях переговорим позднее.
– Подождите, – подал голос Шуйский. – А если этот есаул нас продаст? Начнут Григория пытать – что за войска и зачем в Москву входят? Григорий же пыток не выдержит, а нас на плаху положат, головы полетят.
Наступила тишина – князья осмысливали сказанное. Класть голову на плаху никому не хотелось.
– Не схватят, – заверил Андрей. – Отбиваться буду, лучше в бою погибну!
– Можно подумать, что других не брали! Набросятся внезапно, руки скрутят – что тогда?
– Не выдам, – твёрдо ответил Андрей.
И боязно князьям было, и войска в город желательно ввести тихо, без боя, чтобы поляки да прочие наёмники к отпору приготовиться не успели. Врасплох-то застать куда лучше, потерь меньше. Только и жизнь свою вверять Андрею и неизвестному им есаулу не хотелось. Есаул при всём желании их выдать не сможет – он их не знает. Вот батюшку Матвея может – как и его, Андрея.
Хорошенько поразмыслив, князья дали согласие – тут уж Андрей на их решение повлиять не мог. Сам бы захватил Кремль и самозванца, только войска у него нет. Как говорится – бодливой корове Бог рога не дал.
Следующим же днём Андрей отправился к Арбатским воротам. Улица была перегорожена деревянными рогатками, рядом с ними – пешие козаки, слева – изба для самой заставы.
Андрей подошёл смело.
– Мне бы есаула вашего увидеть.
– Не есаула, а пана есаула!
– Прошу прощения – конечно же, пана!
Что-то быстро козаки переняли обращение на польский манер…
– Иди в избу. Только пан есаул не в духе с утра. Не хочешь под горячую руку попасть – лучше не ходи.
Но Андрей всё-таки пошёл. В полутёмных сенях взвёл курки у обоих пистолетов и прикрыл их полами кафтана.
Причина плохого настроения есаула сразу стала ему понятна, как только он вошёл.
На деревянном столе стояла бутыль мутного самогона, лежал крупно нарезанный кусок сала и краюха пшеничного хлеба. Слышал Андрей, что козаки ржаным хлебом брезгуют – де для смердов он.
Есаул был пьян. Другой вопрос – насколько? Стоит ли с ним говорить в таком состоянии?
– День добрый, пан есаул!
Есаул уставился на Андрея налитыми кровью глазами.
– Ты кто?
– Григорий. Неужто запамятовал?
– Выпить хочешь, Григорий?
– Только пригублю, за компанию.
Есаул щедро плеснул из трёхчетвертной бутыли с узким горлом в оловянную кружку.
– Тогда пей! Закусывай салом. Знатное сало, вчера у деревенщины отобрали.
Вот же гады! Андрей сделал пару глотков. Самогон, или, как его называли, – перевар, был тёплым, сильно отдавал сивухой, и пить его было противно. А вот сало и в самом деле оказалось великолепным – в меру солёным, с прослойками мяса.
Андрей съел кусок сала с душистым, свежим куском хлеба.
– Почто пришёл? – Есаул смотрел на него, не мигая, тяжёлым взглядом.
– Соображать способен или мне завтра прийти?
Есаул пьяно икнул:
– Ты с кем говоришь? Сейчас высечь прикажу!
– Не успеешь, застрелю.
Андрей сказал это спокойно, но руку на рукоять пистолета положил.
– Пошутил я, – сразу дал задний ход козак. – Уж и пошутковать нельзя?
– Тогда слушай и больше так не шути. Речь о твоей жизни идёт.
Есаул сразу как-то подобрался и даже вроде протрезвел.
– Что делать надо?
– Как раз ничего. Просто людей через заставу в город втихую пропустишь, и всё.
– Всё?
– После этого берёшь своих людей и уходишь из города. Совсем. Лучше верхами, чтобы подальше уйти.
– Круто! А если у вас не получится, тогда я дезертиром стану со своими людьми?
– Лучше быть дезертиром, чем болтаться на виселице.
– А что, ваши люди не могут глухими тропками пройти? Или, скажем, по воде? Плавают же корабли?
– Есаул, ты действительно пьян или прикидываешься придурком?
– Но-но! – Есаул пьяно погрозил пальцем.
– Ладно, я завтра приду, сейчас ты не в состоянии вести серьёзный разговор.
– Я и завтра таким же буду! – Есаул пьяно захихикал. – Давай ещё по одной выпьем?
Андрей поднялся и вышел, не прощаясь. На улице подошёл к одному из козаков:
– Давно пьёт?
– Второй день. У него это бывает. Теперь неделю пить будет.
– А начальство ежели, командиры нагрянут?
– Вместе пить будут. Тебе-то какая беда? Шёл бы ты отсюда подобру-поздорову.
И в самом деле, чего он прицепился к козаку? Он рядовой, небось сам выпить не прочь и есаулу завидует.
Андрей пришёл на следующее утро. Есаул мучился с похмелья.
– Опять ты? Сгинь! – Есаул поморщился: – Хоть бы пива на опохмел принёс!
– Обойдёшься. Ты слушать в состоянии?
– Голова только болит, а слушать могу.
– Помнишь, о чём вчера говорили?
Есаул задумался, отрицательно покачал головой:
– Помню, что ты приходил, что выпили мы с тобой, а потом… А о чём мы говорили?
– Я спрашивал твоего согласия на серьёзное дело. Бросай пить, слушай меня! Довольно скоро надо пропустить через заставу людей, много.
– А как я узнаю, что это твои люди?
– Я сам буду тут.
– Да и пусть идут.
– Ты готовься, с лошадьми будь. Как только они пройдут, сразу уезжай отсюда. Ты меня понял?
– Поляков рубить будете?
– Будем.
– Тогда зачем мне бежать? Я сам их рубить буду, в капусту!
– Тогда зачем вместе с ними пошёл? Поляки всегда Малороссию гнобили.
– Дурак потому что! Поверил твоему Дмитрию. Денег он пообещал за службу, заработать хотел. А жалованья-то нет! И, похоже, не будет, судя по твоей просьбе. А не боишься, что продам тебя?
– Нет. Жертв больше будет с обеих сторон, только и всего.
– И невесту царскую тоже… – Есаул красноречиво провёл большим пальцем по шее.
– Не думаю.
– Ладно, согласен. Скажи своим, пусть рассчитывают на меня и на моих людей.
– Как бы их, людей твоих, сгоряча живота не лишили. Мундиры польские и козачьи народу ненавистны. На вилы поднимут.
