— Ну, вот и все.
Из ворот мы вышли вместе.
Морина растянулась по узкой улице. Закинув карабин за спину, я шел замыкающим, глядя под ноги, чтобы не попасть в кучи, которые оставляли за собой лошади.
Стояла удивительная тишина. Горожане еще крепко спали в своих мирных постелях, не думая о пище насущной и о семейных неурядицах. Раннее утро время самых сладких снов.
Морина стекла по улице вниз и вышла на проспект. Я ускорил шаг и, обогнав колонну, поравнялся с Бадом. Он сверкнул на меня глазами и улыбнулся.
— Хорошо идем, — весело сказал он.
У большинства десантников настроение было приподнятое. Я видел, что люди улыбаются, тихо переговариваются, разглядывают витрины магазинов или просто глазеют по сторонам. Мы вышли в поход. В такие моменты кажется, что мир выглядит иначе. Все чувства обостряются. Ты смотришь на давно знакомые вещи и видишь их совсем по-другому. Я не знаю, как это объяснить, но так бывает.
Я вспомнил другие морины, усталые, запыленные люди, многие в бинтах, едва переставляющие ноги в разбитых сапогах. Они могли смотреть только в землю и думать о том, чтобы не упасть от усталости.
— Смотри, — Бад тронул меня за рукав, — это не твои, там?
Я поднял глаза от брусчатки и увидел Эн. Она стояла в тени каштанов, держа на руках сонную Аду. Тэм стоял рядом и отчаянно тер глаза.
Я оставил колонну и побежал к ним. Тэм заметил меня и бросился на встречу, Эн принялась тормошить Аду. Дочка проснулась, недовольно засопела, хотела заплакать, но вместо этого улыбнулась и потянулась ко мне. Мы стояли обнявшись, а морина проходила мимо. Я слышал шелест шагов за спиной. Эн поцеловала меня в щеку, прижалась ко мне всем телом, и тихо прошептала в самое ухо, — мы сделаем, как ты хочешь, чемоданы уже собраны, сегодня мы уедем.
Я крепко сжимал ее в объятьях и задыхался, а она шептала одно и то же:
— Все будет хорошо, все будет хорошо.
Ее волосы лезли мне в нос и в рот.
— Люблю тебя, — сказал я, с трудом оторвался и побежал.
Карабин колотил меня по спине.
Морина ушла далеко, но на бегу, я два раза оборачивался и махал им рукой. Эн опустила дочку на землю, они стояли рядом и махали мне вслед.
С проспекта мы свернули на Артиллерийскую улицу и стали спускаться к морю. По мере удаления от центра, город менялся. Роскошные новые здания сменились доходными домами. Здесь уже не было лепнины на фасадах, исчезли клумбы и фонтаны и припаркованные автомобили. Кое где попадались фиакры с дремлющим на облучке ямщиком.
Морина пересекла круглую Предпортовую площадь, в центре которой был маленький сквер с четырьмя старыми запыленными тополями. На скамейке спал бездомный. Услышав нас, он открыл глаза, но только зябко подтянул к подбородку полинявшую грязную куртку.
На улице Портовых рабочих дома стали еще ниже, двухэтажные, деревянные или каменные, с облупившейся штукатуркой, выкрашенные преимущественно в коричневый или грязно зеленый цвет. На редких балконах сушилось белье. Из низеньких, темных подворотен несло запахом мочи и жаренного лука. Здесь уже не спали. Грузчики и рабочие завтракали и спешили на первую смену. Несколько малышей лет по шесть-семь, увязались за нами, смешно размахивая руками, пытаясь подражать походке десантников.
В порт мы прибыли точно по расписанию. Причалы были пусты, работа еще не началась, только вдалеке, за кирпичными складами лязгал кран, видимо шла погрузка. Пахло морем, мазутом и дегтем. Слегка покачивались пришвартованные корабли.
Следуя указателям, мы подошли к пропускному пункту пятого причала. У опущенного шлагбаума дежурили двое егерей и молодой, безусый лейтенант. Он выбежал нам на встречу из маленькой стеклянной будки, на ходу надевая фуражку.
— Дежурный офицер, лейтенант Ток.
— Супер-лейтенант-моринер Бур. Мы прибыли на погрузку.
— Ваши документы, пожалуйста, — очень серьезно попросил лейтенант.
Я передал ему сопроводительные документы. Он убежал в будку. Через пыльное, давно не мытое стекло, я видел, как он проверяет наши бумаги и заносит информацию в журнал.
Ко мне подошли Бад и Кос.
— А представляете, господа, — мечтательно произнес интендант, — сейчас лейтенант выйдет и скажет, что наша экспедиция отменена и нам приказано вернуться в казарму.
— Не надейтесь, — ответил я.
Бад достал папиросы.
— Покурим, господа, пока не началось.
— Давайте, — Кос потянулся к пачке. Я тоже закурил.
— Нет, господа, — сказал Бад, — я уже настроился. Пусть нас отправят куда-нибудь подальше. Хочу приключений, хочу кровь разогнать, устал я в столице, скучно.
— Ну, милый мой, — Кос покачал головой, — если уж Вам в столице скучно….
Дежурный офицер наконец все записал и смотрел на нас через стекло.
— А я не хочу никуда ехать, — задумчиво проговорил интендант, — Я бы сидел здесь до самой старости.
— Что он там копается? — Бад докурил папиросу, бросил на причал и придавил окурок каблуком.
Лейтенант вышел из будки и вернул мне бумаги.
— Можете следовать к месту погрузки.
— Что так долго? — проворчал Бад.
Лейтенант не ответил, дал знак егерям поднять шлагбаум и отошел в сторону.
— Морина, марш! — рявкнул Бад.
Обычно, военные суда отправляли с центральных причалов. В столице это первый, второй и третий, с пятого мы грузились первый раз. Причалы были широкие, словно проспекты. Там всегда было шумно из-за моряков и портовых рабочих. Здесь все было по-другому. Мы шли по проходу, зажатому с двух сторон трехэтажными старыми складами из красного кирпича, построенными еще в прошлом веке, с большими, затянутыми сеткой слепыми окнами. Каменные плиты причала потрескались, по бокам пролегли глубокие колеи.
— Великий океан! — ворчал Бад, — куда нас занесло? Готов поспорить, что к этому причалу уже лет десять не швартовалось ничего больше рыбацкого баркаса.
— Операция секретная, — ответил я, — нас отправляют тайно.
Бад презрительно фыркнул.
Склады никак не кончались. От времени стены потемнели и кое-где покрылись зеленым мхом. Между плитами мостовой тут и там пророс чахлый кустарник.
— Кажется, пришли.
— Морина, стой! — скомандовал я.
Склады справа закончились, и мы замерли перед большим десантным кораблем. Судно было древнее, большинство подобных посудин уже списали, но некоторые еще ходили на внутренних рейсах. Его покрасили, надраили, установили на носу новую 76-ти мм пушку, но было видно, что это старое корыто.
К нам подошел Кос, достал из кармана френча портсигар, вынул папиросу, размял в пальцах и закурил.
