Должны были к озерцу, а вышли...
- Твою мать... - высказался Потап.
Вместо озера перед нами лежал безлюдный каменистый берег моря - холодного, северного. Я бы предположил, что это Карское или Лаптевых, если бы не знал, что от Ванавары до них что-то около двух тысяч километров по прямой. Не могли же мы пройти столько!
- Галлюцинация? - не очень уверенно предположил я.
Словно в ответ, в лицо ударил порыв морского соленого ветра.
Потап еще разок матернулся, сгрузил Ушастика на камни и решительно двинулся к кромке прибоя. Присел на корточки, опустил руку в прибрежную пену, затем поднес к лицу, понюхал и даже лизнул мокрые пальцы. Снова опустил руку в воду, подцепил кусочек принесенных с волной водорослей и вернулся ко мне:
- Не галлюцинация, Бедуин. Все очень даже реально.
- Раз так... Возможно, это тоже ущелье экстремального перехода, вроде ванаварского КПП-3. Мы прошли по нему и оказались...
- Где? - Потап с надеждой уставился на меня.
- Здесь, - усмехнулся я.
- М-да... Ванаварский КПП не очень-то похож на этот. Там, если вернешься назад, то назад и попадешь. А здесь... Как думаешь, Бедуин, мы все еще в АТРИ или уже на Большой земле?
- Надеюсь, что в АТРИ.
- Почему надеешься? - не понял Потап. - Чем Большая земля хуже?
- Да потому что их две, Больших земли: наша и параллельная. Что если мы оказались не в своем мире? И здесь живут не люди, а хуги?
- Не хотелось бы. С целым миром 'голодных' нам вдвоем, пожалуй, не совладать, - хмыкнул Потап. - Вернемся лучше обратно в ущелье.
Мы одновременно оглянулись назад, внезапно испугавшись, что ущелье исчезнет, оставив нас неизвестно где. Но оно было на месте. Потап одним махом закинул Ушастика на плечо и почти бегом рванул к знакомому проходу, видневшемуся между двух каменистых гряд.
* * * *
Внутри ущелья все осталось по-прежнему - тот же свежий помет рогачей и розоватые пятна растения камнеломки на одном из склонов.
На этот раз мы решили пройти по ущелью до конца. Примерно на середине пути у меня опять возникло ощущение уплотнения воздуха, хотя Потап ничего такого не почувствовал. Впрочем, и у меня это ощущение быстро прошло.
Тропа постепенно вывела нас на лесистое плато. Над головой царило необычно ясное небо, да и температура явно превышала типичные для АТРИ пятнадцать градусов тепла.
- А лесок-то лиственный, - заметил Потап. - В смысле, не из лиственниц, а из дубов, кленов, осин. И подлесок, вон смотри, какой богатый... Это не АТРИ, Бедуин.
В АТРИ и в самом деле совсем другие леса - таежные, хвойные, без кустового подлеска, зато с пышным ковром брусничника.
В здешнем лесу тоже имелись кустики с ягодами, только это была не таежная брусника или голубика, а... земляника - весьма распространенная в средней полосе. Но в тунгусской тайге земляника не растет.
- Это не АТРИ, - согласился я.
Мы растеряно остановились.
- И куда дальше, Бедуин?
Ответить я не успел - висящий на плече у Потапа секалан постарался поймать мой взгляд.
'Звери... Незнакомые, я такого запаха раньше никогда не встречал... Вон за теми деревьями. Идут сюда. Мы от них против ветра, так что они пока нас не чуют...'
- Потап, - торопливо окликнул я напарника. - Кажется, в той стороне какие-то животные. - Пришлось присвоить себе заслугу рысенка.
- Какие?
- Понятия не имею. Я видел лишь мельком... В любом случае нам с ними лучше не пересекаться. Отступаем.
- Погоди, Бедуин. Глянь-ка там, на опушке, что за кустарничек с фиолетовыми цветками? Не шалфей ли?
- Шалфей, - обрадовался я, но тут же поправился: - Или что-то очень на него похожее...
Растение и впрямь походило на шалфей, хотя было в нем что-то неправильное... как и в окружающих деревьях, траве, землянике... Вроде все то же, да не то...
- Грецкий орех! - внезапно понял я. - Леха, глянь... Вон то дерево рядом с кленом - это грецкий орех. В здешнем лесу растут одновременно и клен, и орех, и земляника, и шалфей. Но такой мешанины в природе не бывает. Грецкий орех - гость с юга, а дикая лесная земляника - ягода средней полосы... Хотя встречал я горную землянику на чилийском высокогорье, здесь явно не тот случай...
- Ладно, потом разберемся с местной флорой, - прервал Потап. - Давай сперва попытаемся разминуться с фауной. Не стой столбом, рви шалфей.
Сок шалфея отбивает человеческий запах, а точнее, запах пота. Если натереться листьями и соцветиями этого невысокого кустарничка, звери запросто могут не унюхать нас и пройти мимо.
Знать бы еще, что это за звери...
Впрочем, очень скоро мы получили ответ на свой вопрос...
Едва мы с Потапом успели натереться мохнатыми серо-зелеными листьями шалфея, как среди деревьев показался... он.
Я бы принял его за кабана-переростка, если бы не пасть, усеянная почти акульими - треугольными - зубами. Такая пасть не оставляла сомнений - перед нами хищник, вернее, может он и всеяден, но свежее мясцо явно занимает не последнее место в его рационе. В остальном зверь походил на кабана, точнее, на секача трех-четырех лет - с прямыми острыми клыками, крохотными глазками и мохнатым рылом. Вот только росточек у хряка оказался не кабаньим - в этом смысле он запросто мог бы поспорить с иным зубром. К тому же клыки, как и зубы, были не желтовато-белыми, как у всех известных мне живых существ, а угольно-черными, с антрацитовым блеском.
Мы сразу залегли, благо кустарники шалфея неплохо прятали нас от его - надеюсь подслеповатых - свинячьих глазок. А вот слух у зверюги наверняка был по-кабаньему отменным. Как и нюх...
Чернозубый секач-переросток шевельнул ушами и повел рылом в нашу сторону.
Мы вжались в землю, стараясь дышать через раз.
Кабан сделал шаг к нам. Остановился. Снова шевельнул мохнатым ухом и втянул ноздрями воздух.
Мой палец замер на спусковом крючке 'Грозы'. В автомате остался один-единственный патрон...
Тут раздалось визгливое хрюканье, и из кустов выскочили четыре молодых кабаненка - по виду одного-двух лет от роду - если подходить к ним по меркам обычных 'земных' диких свиней. Следом шествовали вразвалочку две самки. Вернее, я решил, что это самки - они были помельче секача, да и черные клыки у них оказались короче, хотя и не менее острые.
При виде кабаних секач моментально забыл про настороживший его звук или запах - уж не знаю, чем мы там привлекли к себе внимание. Теперь зверя полностью занимало собственное стадо, а точнее, одна из самок. Кабан явно примеривался к ней, собираясь немедленно начать производить потомство.
