Наверху хлопнула дверь, Карлос сбежал по деревянной лестнице.
— А! Портретист! — воскликнул Рик и в одних шортах выскочил на крыльцо.
Карлос со своим неизменным раскладным мольбертом шел к небольшому сарайчику, в котором у него стоял мотоцикл.
Сарайчик был неслыханной привилегией и сдавался домовладельцем за дополнительную плату солидным жильцам, каким в его глазах являлся Карлос.
«Нашим не сдаю», — отвечал он на все просьбы о сдаче сарайчиков, которых у него было по два на каждый из трех капироче.
«Вы там обязательно притон устроите, наркоту складировать станете, а потом люди Флавио его сожгут! Прошлый раз тоже обещали, что все будет хорошо, и что? Сгорел сарайчик! Сгорел!»
Сняв наборный замок, Карлос выкатил своего «коня» на утренний воздух, и оказалось, что этот «конь» вовсе не мотоцикл, а электроскутер.
— Карлос! — позвал Рик, спускаясь по ступеням.
Художник обернулся и расширил глаза от удивления — помятый как обычно сосед был обклеен какими-то бумажками, как тумба обрывками афиш.
— Доброе утро, Рик.
— Привет, Карлос. Слушай, у меня к тебе вопрос, ты куда музыку подевал?
— Музыку подевал? — переспросил Карлос и огляделся, надеясь увидеть, кого-то, к кому можно было обратиться за помощью. Но было еще слишком рано, а местные любили поспать.
— Послушай, каждое утро в половине седьмого ты заводил музыку. Что-то вроде детской такой, как на утренниках в школе…
— Я по утрам музыку не включаю, Рик, — осторожно возразил Карлос. Соседа он откровенно побаивался и считал неадекватным, поскольку часто слышал, как по ночам снизу доносились душераздирающие крики, среди которых можно было различать слова — «Уйди, Зенон, или поплатишься!», а в другой раз — «„Меченосец“ прибыл в заданный квадрат, разрешите приступить к бомбометанию!»
— Ну как же не включаешь, Карлос? Только сегодня не было, а обычно каждый день в половине седьмого…
— Рик, вы что-то путаете! Я… Ну да, я включаю музыку, но не в половине седьмого, а в три часа ночи… Мне так лучше пишется, понимаете?
— А что за музыка?
— Детская песенка, тут вы правы. Называется «Цветы и грибочки»…
— Цветы и грибочки, — повторил Рик.
— Так что в половине седьмого вы под нее никак не могли просыпаться. Разве что в три часа ночи…
— Нет-нет, — покачал головой Рик. — А женщина, ее тоже не было?
— Какая женщина? — переспросил Карлос и судорожно сглотнул.
— Но ведь ты танцуешь по утрам с женщиной, правильно?
— Э… — Карлос смутился. — Ну, я только представляю, что это женщина, а на самом деле…
— Что на самом деле?
— На самом деле это стул.
— Ты танцуешь со стулом?
— Да, — подтвердил Карлос, смущаясь еще сильнее. И без музыки?
— Я танцую на счет.
— Как это?
— Раз-два-три, раз-два-три…
— Понятно.
Рик вздохнул. Музыки, будившей его последние два года, оказывается, не было, женщины, с которой танцевал Карлос, тоже. Только стул и ничего больше.
Рик повернулся и побрел к своему крыльцу.
— Эй, постойте!.. Постойте, у меня к вам тоже есть один вопрос…
Рик остановился и повернулся к Карлосу, у которого сразу испарилась вся его решительность.
— Что за вопрос?
— Ну я… Я хотел вот что спросить у вас, Рик! Посмотрите на себя, посмотрите, как вы выглядите. Ради чего вы живете? Есть ли у вас цель в жизни?
Ответить Рик не успел, из своей двери показалась Моника, отвечать при ней на такой вопрос было как- то неуместно.
— Привет, Рик, — сказала Моника.
— Привет, Моника. Ну как, отоспалась?
— Отоспалась. Пойду на Шкиперскую пристань, там сейчас ципку свежую привезут. Возьму побольше — у них недорого.
— Ну да, конечно, — не поверил Монике Рик. Лицо соседки было в боевой раскраске, блузку она надела с глубоким вырезом, а юбку — короче некуда. Рик сделал вывод, что оставшись без клиентов с рыбной фабрики, Моника решила расширять клиентуру среди местных рыбаков.
За забором промелькнула кудрявая голова Карлоса, пока Рик разговаривал с Моникой, художник скрылся на своем скутере.
«Нет, но каков портретист, а? Какие вопросы задает! — вспомнил Рик разговор с художником. — А сам- то — со стулом танцует!»
Вернувшись к себе в комнату, Рик снова увидел на столе пиво и хлопнул себя по бедру.
— Да я же его вчера на дороге нашел! Вечером, когда с «Марлина» возвращался!
Довольный таким простым объяснением, он отправился в душевую, однако, увидев в зеркале ошметки бумаги на теле, ограничился чисткой зубов и мытьем головы.
Мытье остальных частей тела было отложено до полного выздоровления.
Достав из ящика подходящие майку и бейсболку, Рик решил обойтись пока без пива. Кофе с утра был ему привычней, тем более что от его привычек осталось совсем немного — музыка исчезла, а значит, требовалось ставить обычный будильник.
Впрочем, все остальное в его утреннем распорядке оставалось нерушимо, в том числе прыжок таракана из шкафа. Рик молниеносно сбил его с траектории и пока тот, вертясь, падал на пол, успел вспомнить, как когда-то парашютировал на стримпланере и столкнулся с большущей птицей. Вот страху натерпелся!
Сказав появившемуся Морвуду традиционное «Недорабатываешь!», Рик выпил кофе и пошел на работу, которая являлась одним из столпов его размеренной жизни. Наверное, потому он за нее так и держался, хотя мог зарабатывать больше, помогая контрабандистам или рыбакам.
С моря дул легкий ветерок, принося запах водорослей и сахеллы, однако Рик на эту приманку не клевал. Сахелла снова хитрила и подбиралась со стороны моря.
«Ничего у тебя не выйдет, глупая. Вечером встретимся, вечером. В „Синем марлине“, как всегда…»
И сахелла отступила, отчего ветер снова стал пахнуть, как всегда пахнет ветер со стороны порта — рыбой, судовой смазкой, мокрыми мешками и ржавчиной. Этот запах не могли перебить даже агавовые и вишневые деревья, у которых началась вторая, за год, пора цветения.
Рик пытался уловить их запах, однако снова натыкался на сахеллу.
В небе кричали вздорные чайки, скрипели над ангарами портовые краны, незнакомый сухогруз с низкой осадкой вползал в акваторию порта и подавал сигналы всякой мелюзге, вроде толкачей и судов-чистилыциков.
Рик начал судорожно вспоминать, что сегодня за день и следует ли ждать прибытия электрохода. Но у него не вышло, зато удалось вспомнить, откуда взялась упаковка пива. Оказалось, что он не нашел ее, а утащил из какого-то фургона. Потом, уже на тропинке, он упал, выронил упаковку и тут же про нее забыл, а когда снова обнаружил, решил, что нашел.
