На следующее утро мы обнаружили брод и, перебравшись через реку, направились к морю.
Уже далеко за полдень мы увидели над холмом могучие стены Трои. Шатры троянцев исчезли с равнины. Все истоптанное поле между лагерем ахейцев и стенами Трои усеивали разбитые колесницы, остатки шатров. Под палящими лучами солнца облаченные в черное женщины и полуобнаженные рабы медленно и скорбно ходили от тела к телу среди сотен раздетых трупов. В воздухе настойчиво кружили коршуны. Повсюду лежали трупы людей и животных.
«Свирепая битва», – подумал я.
Но корабли ахейцев, как и прежде, стояли вдоль берега, и их черные корпуса остались невредимы, огонь не тронул ни один из них. Итак, Агамемнон, Одиссей и все остальные сдержали натиск Гектора.
Политос смотрел на поле битвы затуманенными от слез глазами. Лукка и другие воины-хетты озирали следы побоища со спокойствием профессионалов.
– Вот и Троя, – сказал Лукка, показывая на противоположный берег.
– Да, – согласился я.
Он оценивающе смотрел на высокие стены, которые не так-то легко и одолеть.
– А реально ли это вообще? – Лукка мрачно усмехнулся. – Впрочем, если пали даже великие стены Хаттусаса, можно взять и этот город.
Мы подождали в тени прибрежных деревьев, пока Политос вместе с одним из воинов-хеттов, выловив из реки маленькую камышовую лодочку, поплыли в ней к лагерю ахейцев. Я приказал Политосу донести обо всем только Одиссею.
Прошел час… За ним другой. Море тихо блестело под солнцем, полдень выдался спокойный и жаркий. Наконец от берега в нашу сторону плавно скользнула галера, украшенная головой дельфина; весла ее ритмично вздымались. По грудь зайдя в прохладную воду, мы поднялись на военный корабль итакийцев.
Лукка настоял, чтобы я поднимался первым, а сам пошел замыкающим.
Политос стоял в носовой части судна. Протянув худые руки, он помог мне подняться на борт. Его бородатое лицо было угрюмо.
– Какие новости? – спросил я.
– Вчера произошла великая битва, – проговорил он.
– Вижу.
Он взял меня за локоть и отвел на корму, подальше от гребцов.
– Гектор и его братья прорвали оборону и ворвались в лагерь. Но и тогда Ахиллес отказался биться. Надев золотой панцирь своего господина, Патрокл повел мирмидонян в бой, и они отогнали ошеломленных троянцев из лагеря к самым стенам Трои.
– Наверное, решили, что Ахиллес действительно вышел на бой, – пробормотал я.
– Может, и так. Бог наполнил Патрокла боевой яростью. Все в лагере ахейцев считали, что он слишком нежен для того, чтобы быть ратником, но он прогнал троянцев к своим воротам и сразил не одну дюжину их воинов собственноручно.
Я прищурился, услышав про «дюжину». Война порождает массу легенд; а здесь, похоже, мифотворчество началось уже через сутки после боя.
– Но потом Боги обернулись против Патрокла, – со скорбью в голосе промолвил старый сказитель. – Гектор пронзил его своим копьем и снял золотые доспехи Ахиллеса с мертвеца.
Я ощутил, как мое лицо окаменело.
«Боги играют в свои игры, – подумал я. – Они подарили Патроклу мгновение славы и тут же потребовали плату за нее».
– И теперь Ахиллес рыдает и посыпает голову пеплом. Он клянется отомстить и Гектору, и всей Трое.
– Значит, он примет бой, – решил я, гадая, не подстроил ли это кто-нибудь из тех, кто противостоял Золотому богу; не они ли послали Патрокла на смерть, чтобы вернуть Ахиллеса на поле брани?
– Завтра утром, – сообщил мне Политос, – Ахиллес сойдется в единоборстве с Гектором. Так договорились через парламентеров, до этого битвы не будет.
Итак, поединок. Опытный боец Гектор, сохраняющий хладнокровие даже во время схватки. Ахиллес, вне сомнения, быстрее, хотя и меньше ростом; движет же им та самая ярость, что посылает людей на самые невероятные подвиги. Лишь один из них уйдет живым с поля боя. Я знал это.
Когда наше судно приблизилось к берегу, я услышал плач и причитания, доносившиеся из стана мирмидонян. Я знал, что этого требует этикет и Ахиллес приказал рыдать своим женщинам. Но с женскими голосами сплетались мужские, барабан отбивал медленный и скорбный ритм. В том конце лагеря пылал громадный костер, взметавший к небу дымные клубы черной сажи.
– Ахиллес оплакивает друга, – проговорил Политос.
Однако я видел, что его слегка смутили подобные излишества в проявлении скорби.
Но, невзирая на траур в стане мирмидонян, в лагере ахейцев царило оживление: все ждали поединка между Ахиллесом и Гектором едва ли не с радостью. Мужчины бились об заклад, прикидывали шансы, смеялись, шутили, словно предстоящая схватка не окончится кровью и смертью. В конце концов я понял, что они пытаются заглушить ощущаемый всеми ужас. Тем временем мирмидоняне скорбели, и от их стенаний по коже ползли мурашки. До меня дошло: все надеялись, что битва между двумя героями решит исход войны. И кто бы ни пал – война закончится и все смогут вернуться домой.
Одиссей встречал войско хеттов на берегу. Лукка провел перед ним свой отряд, выстроив по двое, а я стоял рядом с царем, и бой погребального барабана и вопли плакальщиков подобно холодной руке смерти простирались над нами.
Царь Итакийский старался не обращать внимания на шум. Он улыбнулся мне:
– Орион, ты вернулся с собственным войском?
– Господин мой, Одиссей, – отвечал я, – как и сам я, люди эти стремятся служить тебе. Перед тобой опытные воины, они будут полезны.
Он кивнул, пристально разглядывая отряд:
– Я приму их, Орион, но сперва следует переговорить с Агамемноном. Не стоит пробуждать зависти или опасений в сердце великого царя.
– Изволь, – согласился я.
Политические тонкости ахейцев Одиссей знал гораздо лучше меня. Не зря его прозвали Хитроумным. Я объяснил ему, что нет более армии хеттов, которая могла бы выручить Трою, рассказал, что, по словам Арцы и Лукки, старый великий царь хеттов скончался и царство хеттов теперь терзает гражданская война.
Задумчиво поглаживая бороду, Одиссей пробормотал:
– Я подумал, что великий царь хеттов теряет власть, уже когда он позволил Агамемнону войной разрешить свою ссору с Приамом. Прежде хетты всегда защищали Трою и выступали против любого, кто угрожал ей.
Я приглядел, чтобы моих воинов-хеттов накормили, разместили в шатрах и выдали им одеяла. Они обособленно уселись вокруг собственного костра. Итакийцы и остальные ахейцы смотрели на хеттов с трепетом. Они оценили одинаковые доспехи и тщательную выработку кожаного снаряжения. Ведь среди самих ахейцев невозможно было найти двух воинов, одетых или вооруженных одинаково. Так что видеть целый отряд из более чем сорока человек, имеющих столь схожее снаряжение, им еще не приходилось.
