Глава 28
Полицейский ушел, Брейн запер за ним дверь и, подняв легенького Фогеля за пояс штанов, оттащил в ванную, где бросил под холодный душ, пока тот, выпучив глаза, не начал пытаться выскочить из-под ледяных струй.
– Ко!.. Кто?.. Кто в-вы такой!? – завопил он после того, как Брейн пару раз заталкивал его обратно.
Потом все же позволил выбраться и, сняв с крючка несвежее полотенце, бросил несчастному, приказав вытираться, а сам отправился на кухню, половина которой была заполнена стоящими на полу, подоконнике и просто катающимися по полу бутылками.
Проверив все ящики и шкафы, Брейн нашел какие-то картриджи для мейдера, который оказался в рабочем состоянии, и, смешав несколько подходящих компонентов, вскоре получил продукт на основе сиропа от кашля и антипохмельной микстуры.
К тому времени Фогель уже вытерся и переоделся в сухое. Он осторожно выглянул на кухню, где Брейн убрал пустые бутылки в пакеты и сделал из белкового синхропорошка омлет зеленоватого цвета.
– Давай, садись, – скомандовал он, и Фогель осторожно опустился на расшатанный стул.
– Сначала выпей это.
Фогель взял стакан с горячим напитком, попробовал его и кивнул:
– Вкусно.
А потом выпил, морщась, как от плохого алкоголя.
– Молодец. Теперь съешь вот это.
– Я… не могу…
– Через не могу. Съешь, и мы поговорим.
Фогель вздохнул и, взяв вилку, начал запихивать в себя зеленый омлет.
Брейн отвернулся. Он уже попробовал этот омлет, и его вкус был отвратителен. Но Фогель почти ничего не чувствовал – по прикидкам Брейна, он пил не менее двух недель.
Наконец омлет был съеден, Фогель отодвинул тарелку и спросил:
– Кто вы?
– Полицейский думает, что твой сводный брат.
– А на самом деле? Откуда вы?
– Оттуда.
Фогель кивнул.
– Я знал, что вы от меня не отстанете.
– Тебя никто не беспокоил целых двадцать пять лет.
– Лучше бы беспокоили. Я все это время жил как на минном поле. Все время ждал, что придут, дадут задание.
– Очень хотелось?
– Поначалу – да. Хотелось. Я же два года на эти курсы ходил. Ну, для окружающих это были курсы по повышению квалификации.
Вдруг Фогель замолчал, и его лицо сделалось белым как бумага.
– Ты в порядке? – наклонился к нему Брейн.
– Сейчас… – кивнул тот, не открывая глаза. – Сейчас отпустит…
Брейн подождал, и действительно через минуту Фогель открыл глаза и глубоко вздохнул.
– Запустил ты здоровьице-то.
– Что есть, то есть, – грустно улыбнулся Фогель.
– Два года, говоришь?
– Так точно, гражданин начальник.
– Так тебя из тюрьмы подняли?
– Да. Пятерку почти отсидел, а после драки в камере десятку добавили.
– Кто-то пострадал?
– Пострадал, – кивнул Фогель. – Я никогда особо злобен не был, сиделый народ меня уважал, а тут этот… В общем, либо он, либо я должен был пострадать.
– А как же ты попал в университет?
– Начальство поспособствовало. Наколки вытравили гербиацином. Восемнадцать уколов в живот. Ужас просто.
– Оно того стоило?
– Да. Я начал жизнь с чистого листа в сорок три года. Кто ж от такого шанса отказывается?
– Что преподавал?
– Историю кино, сетевые системы, психологию субъекта в экстремальном социуме.
Заметив улыбку Брейна, Фогель тоже улыбнулся.
– Куратор делал мне любой диплом, а я умею быстро приспосабливаться. Да и литературку мне подбрасывали. Руководство университета было счастливо, что имеет под рукой такого разностороннего феномена. Студенты мои лекции не пропускали, и я был очень популярен.
Фогель вздохнул, вспоминая былое.
– Чего же тебя турнули?
– Не турнули, я сам ушел.
– Почему?
– Ну, я же говорил вам, что два года выезжал на тренировочные сборы, а университетскому руководству предоставлял документы об очередных курсах повышения квалификации. Они были только «за» и начисляли мне неплохие командировочные.
– Ну, не тяни.
– Я не тяну. Мой куратор был, что называется, прошитым дважды. Числился в прямом штате и в секретном.
– Я знаю, что такое двойная прошивка.
– Ну вот, он под себя группу и готовил. Нужно было накрыть каких-то важных людей из руководителей министерства обороны, внутренних дел, спецслужб. Насколько я понял, хотя со мной этим никто и не делился, ни о какой измене там разговор не шел, просто какие-то дела с наркотиками, уходом от налогов, крышеванием разного уровня финансовых отмывщиков. Одним словом, полная палитра. При том наборе важных людей в преступной группе подобраться к ним напрямую можно было даже не мечтать.
– Это должна была быть долгая операция.
– По моим прикидкам, куратор потратил на них около десяти лет.
– С перерывами?
– Слушай, там у меня чай натуральный, вон в синем ящичке. Сидим хорошо, а на сухую это как-то…
Брейн встал, вытащил заначку и, включив электрочайник, заварил чай в жестяной баночке – другой подходящей посуды не нашлось.
– Старый чай-то, – сказал он, рассматривая упаковку.
– Старый, зато натуральный. Хорошо, что я пьяный про него не помнил, а то бы без толку растратил.
Брейн взял с полки пару запыленных чашек – ими давно никто не пользовался. Протер их рукой и поставил на стол.
Пока он разливал, Фогель смотрел куда-то сквозь стол и, казалось, даже не дышал.
– Были перерывы, да, – сказал он после долгого молчания. – Мы прерывались то на полгода, то на год, а один перерыв было и вовсе на два года. То есть какие-то обучающие действия мы проводили, но как-то неактивно. Тогда я думал, что это из-за денег, что куратору перекрывают финансирование.
– Но теперь ты думаешь иначе?
– Да. Думаю, он был вынужден затаиваться, когда кто-то из субъектов начинал что-то замечать. И еще у нас дважды пропадали агенты из группы. Сначала один парень, потом женщина и еще один – они пропали парой.
– Куратор что-то разъяснял?
– Нет. Просто он говорил, что теперь нас будет меньше и, возможно, позднее будет замена для выбывших.
– И никто не спрашивал?
– Я – нет. Те, что помоложе, думаю – да, спрашивали. Но без меня. Куратор ходил подавленный, временами задумывался и отвечал невпопад. Но такое случалось нечасто, он был большой умница и профессионал, поэтому умел брать себя в руки. И если я что-то замечал, то лишь потому, что имел среди других самый большой жизненный опыт.
– И разнообразный, – добавил Брейн, пробуя чай. – А ничего получился, действительно натуральный.
– О да, – согласился Фогель, попробовав напиток, и было непонятно, к чему это относилось – к его опыту или качеству чая.
