— Да, там слева от двери… И кувшин с водой есть…
Голос девушки напоминал звук серебряного колокольчика…
Сбросив грязную одежду прямо на пол, пристроив автомат и шпагу в уголке крошечного помещения, до потолка выложенного кафелем, Игорь с наслаждением плескался, не обращая внимания на то, что вода ледяная. Главное — ее было много: кувшин больше походил на ведро, а на полочке под небольшим зеркальцем нашелся кусок мыла…
— Я сейчас, — буркнул он, со скрипом сбривая неопрятную бородку, но оставив неуставные усы найденной там же туповатой бритвой, когда дверь приоткрылась и в щели появился любопытный девичий глаз: слава всевышнему, он уже успел обмотать бедра полотенцем.
— Там ужин принесли, — сообщил глаз и скрылся.
Игорь придирчиво осмотрел в зеркальце свою свежевыбритую физиономию и решил, что выглядит вполне прилично. И пахнет — неведомые доброхоты оставили рядом с бритвой флакон с ядовито-зеленой жидкостью. Полустертая этикетка обещала одеколон «Шипр».
Постояв немного перед дверью, молодой человек набрался смелости и шагнул в пряный полумрак спальни.
— Я у тебя первая была? — Девушка лежала рядом с парившим где-то в небесах парнем и осторожно водила тонким пальчиком по его голой груди.
— Ты что! — вяло запротестовал он, чувствуя, что вот-вот провалится в сон: никогда еще он не был так опустошен и обессилен.
— Первая-первая, — тихо засмеялась своим волшебным серебряным смехом девушка. — Я же в таких делах опытная — вижу. Вернее, чувствую.
— Давно?
— Что давно? — удивилась она.
— Давно ты здесь?
— Уже давно, — вздохнула она и села на постели, уже не стесняясь своей наготы. — Порой кажется, что целую вечность…
— Откуда ты родом?
— Какая разница? Это далеко отсюда. Очень далеко. Не вернуться.
— А как попала сюда?
— Продали, — просто ответила она.
Его ошеломленный взгляд она выдержала легко — только глаза ее, огромные и прекрасные, заблестели еще больше.
— Продали, как вещь. Мы, женщины, и есть вещи. Игрушки для мужчин.
— Кто тебе это? Откуда?
Игорь искал слова; спать снова расхотелось. Да, пусть он и сам только что купил эту девушку, купил ее тело, но… Отчего-то показалось ему вдруг страшно несправедливым все, что с ней происходит. Так ему оказалось с ней хорошо, такую благодарность к этому хрупкому созданию он почувствовал, что теперь думать, как ею пользуются другие, было тяжело, неприятно.
— Ты не игрушка! Не для меня… Сволочи те, кто такое говорят! — запротестовал он.
— Мои родители так говорили. Меня и сестер так воспитывали. — Она слабо улыбнулась, но в уголке глаза собрались росинки; прорвавшись, сбежала слеза.
— Расскажи, — потребовал юноша.
И она рассказала.
Как жила на отдаленной небогатой станции в большой «семье», как ее с детства готовили стать жрицей любви, как исчезали навсегда старшие девочки, когда им исполнялось пятнадцать, и неведомо откуда появлялись крохи-несмышленыши, еще даже не умевшие говорить… Игорь слушал эту горькую исповедь и только сжимал и разжимал в бессильной злобе кулаки.
— Я тебя уведу отсюда, — пообещал он, когда Инга завершила историю своей недолгой жизни.
— Ты так богат? — улыбнулась она сквозь слезы, дрожащие на длинных ресницах.
— Разве это важно? — нахмурился Игорь.
— За меня заплачены немалые деньги, и хозяин не отпустит меня так просто, — вздохнула она.
— Этот прилизанный слизняк внизу? Да я его…
— Хвастунишка… — Узкая девичья ладошка погладила Игорев бицепс. — Пьеро не хозяин, он такой же работник, как и я. И он тоже отрабатывает долг. И все остальные девчонки, и Степан-коридорный. Мы все заложники. И вырваться просто так отсюда нельзя. Не дразни меня, в моем положении вредно мечтать. Давай больше не будем об этом. У нас так мало времени…
— Все равно ты здесь не останешься, — упрямо сказал Игорь, уступая ласке и опускаясь на смятые простыни. — Обещаю.
— Ты спасешь меня от дракона? — Инга засмеялась серебряным колокольчиком, и Игорь закрыл глаза.
По коридору словно пронесся ураган, — они не стали отвлекаться, — но еще через несколько минут в дверь загрохотали чьи-то кулаки.
— Открывай! Открывай сейчас же!
Игорь метнулся к автомату, вспомнил, что тот не заряжен, попытался вспомнить, куда дел шпагу, но комната уже заполнялась людьми. Его грубо схватили за руки, ударили по лицу…
— Кто таков? — Голого, избитого, крепко держа за руки и плечи, его поставили перед облаченным в черную форму громилой с угрюмой харей, на которой было столько шрамов, что казалось, будто она вся сшита из лоскутов.
— Фальшивыми платит, сволочь! — ввинтился сбоку давешний Пьеро, сжимая в кулачке Игоревы патроны. — Мошенник!
Угрюмый отодвинул человечка, будто лишнюю вещь, и повторил вопрос:
— Кто такой? Откуда прибыл?
— Пошел ты, — улыбнулся Игорь разбитым ртом. Если на Первомайской не все знают, что есть на свете Черкизон, то и в Черкизоне не каждому надо знать, что существует Первомайская. Отправят экспедицию за рабами — отобьется ли Батя и его дружина?
— Расскажешь…
Скроенный повернулся, словно собираясь уйти, но вместо этого резко крутанулся на пятке и вломил Князеву ногой под дых. Игоря скрутила в узел чудовищная боль. В голове будто взорвался черный шар, и Игорь полетел во тьму…
* * *
Ключ загрохотал в замке железной двери с глазком. Князев очутился на пороге тесного вонючего помещения, заставленного трехъярусными полками. На них сидели и лежали люди — много людей. В воздухе пластами висел сизый дым — многие из сидящих курили, хотя и без того дышать в помещении было нечем: у старшины запершило в горле, будто кошки изнутри когтями драли.
— Ты уж или сюда, или туда, — пробасил один из обитателей камеры. — Закрой дверь — весь кайф выходит.
Князев сделал шаг вперед, и дверь с грохотом закрылась, оставив его один на один с этими людьми.
— Иди сюда, служивый, — продолжал все тот же персонаж: жилистый крупный мужчина с покрытой редким седым ежиком головой. — Расскажи нам, болезным, о своем горе-злосчастье.
Одежду избитому Игорю все-таки вернули, обшарив карманы дочиста, но старшинские лычки на плечах не тронули.
У порога лежала белоснежная тряпица, и парень просто перешагнул ее, чтобы не пачкать своими далеко не блестящими сапогами. Сидельцы переглянулись.
— Ну, это понятно, — пресек седой шепотки. — За что за гребли тебя, солдатик? Не стесняйся, ответь — здесь все свои.
Послышались смешки.
— Да патронами он вареными фарцевал, — заявил тощий нескладный тип с верхней полки нар, стоящих у самой двери.
