От ее света я сполз под стол и посмотрел: скамейка привинчена к полу. Непростое это все-таки местечко. В подтверждение мысли в коридоре лязгнула увесистая решетка, загромыхали замки. Наверняка перекрыли этажи и выход…
Я пережил допрос синдромеров. Меня даже пальцем не тронули. Капитан Белка говорил: если ты не проявляешь агрессии, то ее незачем проявлять по отношению к тебе. Он бы посчитал, что именно его наставления спасли меня сегодня.
Только это неправда. Агрессия – это не только попытка сломать кому-нибудь нос или дать пинка. Агрессия – это все то, что мешает или не нравится другим.
Наручник звякнул. Руку перехватило тугим кольцом. Это значит, что лечь не удастся, придется спать сидя. Уткнувшись лбом в колени, я закрыл глаза и попытался впасть в транс. Это забавная штука, Ани когда-то вычитала: если долго всматриваться в темноту под веками и считать про себя до десяти и обратно, то можно достичь состояния покоя и умиротворения.
Мне бы сейчас не помешало.
Вместо темноты я увидел золотистое сияние, красные пятна, мятущиеся блики. Словно щедро отсыпали галлюциногена – все из-за чертовой лампы.
Я собрался с силами, настроился и начал видеть не просто красные пятна, а ровные кирпичики, которые бодро запрыгивали друг на друга, суматошно отстраивая стену.
Ани говорила, что если представить, что окружен мощной непробиваемой стеной, никто не сможет причинить боль и влезть в душу.
Здорово, но не мой случай. В моем случае стена – не символ защиты. Скорее проклятие.
Кто там был? Реллик был. Уверенный и хладнокровный, будто надзиратель.
В детстве Реллик устраивал страшные истерики, стоило его только задеть: валился на пол, сучил ногами и с диким ревом бился башкой. Луций знал об этом и тайно крал его рисунки и игрушки, а потом приходил смотреть на реакцию… Мы недолюбливали его, потому что он был «новенький» – капитан перевел его с Неба-2.
Тенси был. Лондон был.
Ани и их учила впадать в транс, и оба они когда-то отдавали Ани свои леденцы. Капитан не понимал, что приятного в сладком, но пошел навстречу – раз в неделю, недоумевая, синтезировал прозрачные конфеты и раздавал с обязательной лекцией о сахаре и о том, в каком виде наш организм приспособлен его принимать.
Ани любила конфеты больше, чем кто-либо, и была младше всех нас. Такая маленькая, что плакала по любому поводу, но не абсурдно и глупо ревела, как Реллик, а со смыслом – словно плач ей дан был как единственный способ обратить на себя внимание и выжить. Ей доставалась уйма внимания – с ней играли, дарили леденцы.
Кенвер был.
На Небе он писал Ани записки. Передавал их через меня – сам стеснялся, и обязательно прятался где-нибудь в то время, когда она получала и читала записку.
Кенвер, Реллик, Тенси, Лондон… И Луций.
Кто из них убил Ани?
Я помню очень мало, потому что был поражен и… выпотрошен. Смерть выглядела так абсурдно, что мне хотелось вызвать ее на разговор и объяснить всю нелепость того, что она творит с людьми.
Но она редко является на зов. Я был бесполезен и жалок, как суслик.
Все разошлись – очень быстро разошлись, вслух объяснив, куда и почему уходят, а я все метался между стеной и трупом.
Луций стоял позади, прислонившись к «сайленту», и вырисовывал на земле диковинные узоры тяжелым металлическим прутом.
Он поднял голову, когда я кинулся к «Тройне». Поймал меня за шкирку, развернул, сбросил на землю и вбил прут мне в плечо.
Выстрелы-выстрелы. Сухой дождь, пробитая насквозь качающаяся листва. Луций с наклоненной головой, ветер.
Я сплю?
Мне снилась Ани. Она стояла в сиреневых коридорах Неба и сосала леденец, глядя большими сосредоточенными глазами, а я стоял у вентиляционной шахты и ловил телом все пули, которые видел за свою жизнь. В конце концов их стало так много, что я превратился в кашу и начал стекать по решетке шахты вниз, а они все стучали и стучали, выбивая искры и вязкие фонтанчики.
* * *
Ни одного синдромера на улицах города-корабля после этого я не увидел. То ли они жили в канализациях, то ли умели растворяться в воздухе, но город был настолько пронзительно пуст, что походил на сайлент, оставленный пилотом.
Высились дома, торчали знаки и столбы, висели какие-то сетки… все так, как и было после катастрофы, вряд ли здесь кто-то сдвинул хоть камешек.
Мой новый напарник скинул свою черную форму и оделся немыслимым образом, видимо, считая, что так и должен выглядеть медик – на нем была длинная лакированная красная куртка, от которой рассыпались малиновые блики, мохнатый леопардовый шарф и рубаха с чудовищным воротом, подпирающим ему уши. Под курткой болтался нож и кожаная сумочка-планшет.
Шлема на парне не оказалось, зато голова вся была перемотана грязноватыми бинтами, из-под которых торчали черные пучки волос у висков и на затылке. Открытыми оставались только изуродованный глаз и рот.
Хоть в чем-то есть сходство.
– Доктор Сантана.
Он обернулся.
– Как тебя зовут?
На ответ я не особо надеялся.
– Дем, – сказал синдромер и плюнул себе под ноги.
– Мы идем на поезд?
– Нет. – Он остановился перед грудой шифера и рваной рабицы, потянул за какую-то тряпку, и вся груда разъехалась, развалилась почти бесшумно, а под ней оказался выкрашенный в серые и зеленые пятна вездеход. От него тянуло машинным маслом и приятным запахом дорожной пыли. Дем вскарабкался наверх, открыл люк и кивнул мне.
– Квереон… – пробормотал я. – Шляпа с перьями. Вездеход…
– Мир прекрасен и удивителен, – буркнул Дем и утонул в реве и дыме, который старая техника извергала и наружу и внутрь.
(Мир прекрасен и удивителен.)
Вездеход рванул с места. Прощай, задница. Позвоночник тоже – все это скоро осыплется, смешается и перемелется в муку.
Город-корабль, пристанище клана синдромеров, качнулся и поплыл дальше, в туман, в каменную сушь проклятой пустыни.
Набрав скорость, вездеход покатил по каменистой тропе вдоль останков волн и бурунов и перестал реветь и плеваться, поэтому через некоторое время я услышал, что Дем говорит, и даже смог различить слова.
– Тебя зовут Марк Комерг, – монотонно говорил он. – Ты один из Тройни: Марк, Луций и Аврелий. Ты придерживаешься принципа жизни. Ты подозревался в убийстве…
– Я не убивал.
– Ты был ранен, но выжил, покинул меридиан и нашел Мертвого Командора.
Дем умолк, а я ждал продолжения.
– О чем ты с ним говорил?
Вездеход тряхнуло на какой-то кочке, и я сделал вид, что бьюсь головой об потолок и ничего не слышу. Синдромеры шпионят всюду и за всеми, от них ничего не скроешь, но Командор их к себе близко не подпускает, а тут я, Марк из Тройни, который не только этого Командора нашел, но и умудрился с ним побеседовать.
